Сигизмунд Кац

Встречи с Ник. Островским

24 декабря 1936 г., в Хабаровске. Я с глубоким волнением прочел в «Тихоокеанской звезде» сообщение о кончине Николая Островского, писателя-орденоносца, мужественного борца за социализм, автора романов «Как закалялась сталь» и «Рожденные бурей». Эта печальная весть вызвала в моей памяти незабываемые дни встреч с замечательным человеком и художником...

Я переношусь мысленно на солнечный юг, — в Сочи. Жаркий июльский вечер. К «Ривьере» подкатывает новенький лакированный «М-1» — машина Н. Островского.

Я и певица Вера Духовская подходим к автомобилю, знакомимся с братом писателя, Дмитрием Алексеевичем, и едем по новой трассе Сочи — Мацеста в гости к писателю. У «Калифорнии» машина сворачивает влево, мы поднимаемся в гору по улице им. Островского и въезжаем в асфальтированный дворик новой дачи Н. А.

У подъезда— мать писателя: «Что так долго, где вы задержались? Коля вас не дождется! Пожалуйста, проходите...»

Мы проходим через дом (от волнения я роняю портфель с нотами) на веранду, где лежит Н. А.

Он в военной гимнастерке с ромбом, на груди поблескивает орден Ленина — высшая награда страны. Мы пожимаем его исхудалую, пожелтевшую руку и садимся у кровати.

Окна веранды распахнуты настеж. Кипарисы покачиваются от легкого морского ветерка. Внизу, под нами, новый виадук, шоссе. На даче тишина.

Н. А. говорит об искусстве, о том, как прекрасно и хорошо жить в нашей стране, о том, что к нам, работникам культурного фронта, к искусству, предъявляются сейчас все большие требования: масса очень выросла культурно. Мы должны их оправдать.

С увлечением рассказывает Н. А. о своей работе над романом «Рожденные бурей».

— Я работаю по 10–12 часов в сутки. Нужно торопиться, — добавляет он с грустной улыбкой, — Работать очень трудно. Приходится запоминать- целые страницы наизусть. Кроме того, всю зиму 1936 г. в Москве я сидел над архивными материалами и, как видите, принужден работать даже без конспекта. Работа меня очень увлекает и пока идет хорошо.

— Ну, товарищ Вера, — обращается Н. А. к Духовской, — спойте, пожалуйста, что-нибудь ласковое и хорошее.

Я сажусь за рояль. В. О. Духовская начинает петь «Вниз по Волге-реке», в обработке Льва Книппера. Вечереет. Звуки заполняют веранду и уплывают в сумерки сада.

В доме Островского очень любят музыку. Н. А. весь превращается в слух.

Песня кончилась.

— Да, на свете трудно жить одинокому! — повторяет Н. А. как бы про себя заключительные слова песни. — Но, к счастью, я не одинок. Ну, еще что-нибудь. Хорошо...

В. О. поет «Ночь» Рубинштейна, «Не пой, красавица, при мне» Рахманинова и заканчивает импровизированный концерт песнями советских композиторов: «Полюшком» Книппера, «Она говорила» Корчмарева и «Орленком» Белого. «Орленка» Н. А. слышит впервые.

— Да, это наша песня. Передайте товарищу Белому: жаль, что он не написал эту песню лет на пятнадцать раньше, как она бы звучала на фронтах гражданской войны.

Н. А. просит меня сыграть «Итальянскую польку» Рахманинова.

— Ноты, — говорит он, — на рояле, под оперой «Кармен».

Я играю польку. Н. А. лежит, заметно взволнованный. Потом в комнате наступает мертвая тишина.

Я тихо начинаю польку сначала. Нарушает молчание Н. А.

— А эту польку я играл когда-то на гармони. Хороший я был гармонист! А ну-ка, еще раз, пожалуйста...

И я играю еще раз.

— В последней главе романа, над которым я работаю, партизаны во главе с Андреем Птахой захватили заложницами Людвигу и Стефанию Могельницких. Зимою в охотничьей избушке партизаны танцуют и пляшут, а графиня Могельницкая играет им на фортепиано польку Рахманинова. Вот почему так дорого мне это произведение...

Мы прощаемся. Уже десять часов вечера. Н. А. просит зайти еще. Нажимает сигнальную кнопку, появляется шофер, и через пять минут та же машина мчит нас на «Ривьеру». Духовская и я очень взволнованы, полны больших и настоящих впечатлений. Огромная сила воли и выдержка этого замечательного человека глубоко потрясли нас. Я прохожу мимо беспечно фокстротирующих пар к себе в комнату...

•

С тех пор я стал довольно частым гостем в доме писателя.

Н. А. работал на веранде. Секретарша не успевала записывать, так быстро он ей диктовал.

— А, молодец! — сказал Н. А., обращаясь ко мне. — Очень рад, что ты сдержал слово — зашел навестить товарища. Садись, побеседуем.

Снова завязывается беседа. Н. А. очень жалеет, что «Как закалялась сталь» трудно поставить на оперной сцене, тем более, что оперу нужно закончить бодро и весело, а конец книги — «как видишь, — очень невеселый».

— Вот Рафалович сделал хорошую пьесу для театра Мейерхольда, но это, конечно, легче...

Говорим о музыке.

— Я очень люблю музыку. Это один из немногих видов искусства, который доступен мне в моем положении. Обожаю Чайковского, Глинку. Из опер мне очень нравятся «Кармен» и «Князь Игорь». Вот 15 августа я иду в отпуск, и ты должен взять надо мной музыкальное шефство...

Меня удивляет слово «отпуск».

— Не удивляйся, — произносит он, смеясь. — Горком партии настаивает, чтобы я с 15-го числа прекратил литературную работу и

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Сигизмунд Кац

Встречи с Ник. Островским

•

Содержание