Выпуск № 12 (41) | 1936 - страница 31

Быть может, мне удастся когда-нибудь показать миру это редкое психологическое явление искусства, в достойном его виде, для наставления художественной молодежи.

По совету Фоглера я — не без тяжелого чувства отречения — прекратил работу над большими вещами и посвятил почти два года усерднейшему изучению самых разнообразных произведений великих мастеров; вместе с ним мы анализировали строение, ход мыслей и выразительные средства этих сочинений, а во время самостоятельных занятий я старался уяснить их себе и достигнуть их совершенства. За это время мною не было опубликовано ничего, кроме нескольких пустяшных вариаций и клавира фоглеровской оперы «Самори».

Предложение занять место музыкального директора в Бреслау открыло передо мной новое поле деятельности. Я создал там новый оркестр и хор, переделал некоторые более ранние работы и сочинил большую часть оперы «Рюбецаль» проф. Роде. Служебные обязанности не позволяли мне уделять много времени своей собственной работе; но тем больше накапливались и с огромной силой бродили во мне многообразные художественные принципы, тем больше способствовало это постепенному выявлению самостоятельного начала, заложенного природой.

В 1806 году принц Евгений Вюртембергский, покровительствующий искусствам, привлек меня к своему двору в Карлсруэ, в Силезии. Здесь я написал две симфонии, несколько концертов и других произведений. Война положила конец милому театру и славной капелле. Я предпринял артистическое путешествие, — в неблагоприятных условиях того времени. Я отказался таким образом на некоторое время от непосредственного служения искусству и жил в доме герцога Людвига Вюртембергского в Штутгарте.¹ Здесь, ободряемый и побуждаемый дружеским участием превосходного Данци,² я написал оперу «Сильвана» — на сюжет прежней «Лесной девушки», заново обработанный Гимером,³«Первый звук», увертюру,⁴ переработал хоры, фортепианные произведения и т. д.; — в 1810 г. я снова целиком отдался искусству и предпринял вторичное путешествие. Начиная с этого времени, я могу в достаточной мере считать себя законченным, как художник — и все, что время сделало и сделает в дальнейшем, будет лишь обтачиванием острых углов и внесением необходимой ясности и понятности в уже заложенное прочное основание.

Я проехал Германию в различных направлениях, и та любовь, с которой — я видел это — принимались мои достижения исполнителя и творца, та серьезность, которая — при зачастую бурных возражениях и нападках — всеже всегда проявлялась, заставили меня напрячь всю силу и всю ясность твердой воли, которые одни делают человека истинным служителем его искусства. Во Франкфурте, Берлине, Вене и т. д. ставились мои оперы, посещались мои концерты. Еще раз свиделся я с моим превосходным учителем — аббатом Фоглером, незадолго до его кончины, видел, как он отдавал свои силы двум великолепно одаренным юношам — Мейерберу и Генсбахеру. И я, уже

_________

¹ Здесь Вебер исполнял обязанности секретаря Людвига Вюртембергского и обучал музыке его дочерей. Ред.

² Франц Данци (1763−1826), также ученик Фоглера, виолончелист и композитор, близкий друг Вебера. См. 3-ю главу романа «Жизнь музыканта» («Сов. музыка» № 7−8, 1935). Ред.

³ На его текст Вебером написана «Колыбельная», см. стр. 70. Ред.

⁴ Кантата «Первый звук» (1808), посвященная Данци, и увертюра к шиллеровской «Турандот» (перераб. в 1809 г.). Ред.

более зрелый и сам уже более умелый, использовал вместе с ними его глубокий опыт: здесь я написал оперу — «Абу-Гассан» (Дармштадт, 1810). После того я видел его лишь один только раз в Вене, принимающим самое радостное участие в моей творческой работе. Мир его праху!

С 1813 по 1816 г. я руководил пражской оперой, совершенно реорганизованной мною. Живя целиком только в своем искусстве, в уверенности, что я создан только для его развития и попечения о нем, я отказался от директорства в Праге, так как моя цель была достигнута: то, что могло быть сделано в ограниченных условиях приватной дирекции, было создано и требовало лишь честного стража для своего дальнейшего сохранения.

Свободный, снова вступил я в мир, спокойно ожидая ту деятельность, к которой меня должна была привести судьба. Много прекрасных предложений получал я со всех сторон; только призыв к созданию немецкой оперы в Дрездене смог опять удержать меня. И так я прилежно и заботливо выполняю возложенную на меня работу — и если когда-нибудь захотят положить надгробный камень на мои останки, то смогут со всей правдивостью написать на нем: «Здесь покоится тот, кто поистине честно и чисто думал о людях и об искусстве».

Перевод с немецк. А. Штейнберг

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Перевод с немецк. А. Штейнберг

Содержание