Попутно здесь можно отметить одно ненормальное явление. Наши музыковеды и кадры музыковедческой молодежи, которые растут и крепнут, чрезвычайно мало (чтобы не сказать сильнее) занимаются изучением именно нашего советского музыкального творчества. Вопросы вчерашнего дня их занимают гораздо больше. Конечно, изучение и критика наследия прошлого — вопрос огромной научной и политической важности. Но что бы мы сказали напр. о наших экономистах, историках, правоведах, аграрниках и т. п., если бы они занимались изучением экономики, истории и пр. только XVIII и XIX вв. вместо анализа явлений нашей экономики переходного периода, вместо объяснения событий и фактов текущей политической жизни СССР и капиталистического мира? Между тем, интересы наших музыковедов концентрируются главным образом на отрезке времени Бах — «могучая кучка». Даже русской музыкой XX столетия никто из них почти не занимается. Имеем ли мы какие-нибудь марксистские работы о Скрябине, Рахманинове, Танееве и пр.? Ни одной не только монографии, но даже ни одной статьи по этим вопросам! Тем более наши музыковеды не занимаются и даже едва ли сколько-нибудь широко знают творчество советских композиторов.

Такое явно и крайне ненормальное положение не может не явиться тормозом— и очень серьезным — в деле роста марксистско-ленинского музыкознания и выработки ясных перспектив и правильных тенденций в развитии нашего художественного творчества.

Этот «академизм» нашей музыковедческой массы, даже наиболее молодых ее представителей, резко отличает музыковедческий участок теоретического фцонта не только от других участков теоретического фронта вообще, но и от специально искусствоведческих секторов — литературоведения, исследований в области изобразительных искусств и пр. Все это свидетельствует о серьезном и глубоком отставании участка музыковедения от задач и запросов нашего социалистического строительства, от задач и перспектив классовой борьбы в области идеологии.

Положение ненормальное. Надо решительно и в кратчайшее время его переломить!

Эта задача должна быть первоочередной и важнейшей заботой музыковедческой секции Союза советских композиторов, которая, к слову сказать, за 7–8 месяцев своего существования не проявила еще никакой деятельности.

А. Луначарский

H. A. Римский-Корсаков

(К 25-летию со дня смерти)

Н. А. Римский-Корсаков принадлежал к числу величайших музыкантов не только нашей страны, но и Европы вообще. Самый момент его пышного музыкального роста очень достопримечателен. Это был один из золотых моментов в развитии некоторой, не обинуясь можно сказать, лучшей части нашей интеллигенции. Это был момент народничества в самом широком смысле слова. Тогда много выступило крупнейших писателейнародников во главе с такими гигантами-корифеями, как Щедрин, Успенский, тогда выступили «передвижники», оставившие славные страницы в развитии нашего изобразительного искусства; тогда же в музыке зазвучали произведения «могучей кучки».

Многие тогда уже не только не стыдились, но и гордились тем, что берут для своего творчества возможно больше красоты у народа, берут возможно больше накопленного им, но скрытого под его нищенским рубищем. Делал это и Римский-Корсаков. Именно тогда выдвинулся благородный национализм, совсем не похожий на «народность», которую сочетали обычно с православием и самодержавием. Национализм интеллигенции 60-х годов — это была гордость своим народом, несмотря на внешнее убожество его, заставившее еще Чаадаева с гордым презрением отречься от его истории. Стремление доказать, что при вынужденном убожестве народ, крестьянство в первую очередь, богат какими-то внутренними силами, что в нем таится бездна талантливости, что в нем спят громадные возможности, — в этом было спасение от спячки и недовольства собою.

Правда, все это у Римского-Корсакова не было так глубоко, как у других музыкантов его группы (в особенности у Мусоргского), но, тем не менее, и у этого композитора были черты, выдвигавшие его в некоторых отношениях на самое первое место. Не обладая большим мелодическим даром, он владел умением необыкновенно ярко и изящно варьировать свои мелодии и в особенности умением инструментовать их с неслыханным блеском. Притом это был настоящий евразиат. С одной стороны, в отношении богатства и изощренности инструментовки он не уступал ни Берлиозу, ни Штраусу, ни Малеру. С другой стороны, в нем постоянно звучала «азиатская» мелодия, шелковая, парчевая, сказочная, загадочно-заманивающая и ласкающая азиатская роскошь.

Прибавим еще к этому своеобразную «идейность» Римского-Корсакова. Он не был настоящим передовым шестидесятником или семидесятником. Но он легко умел сочетать свою музыку с большим сюжетом в опере или со словами прекрасного стихотворения в романсе. Можно пожалеть, что такие сказки, как например «Кащей бессмертный», редко даются на нашей сцене и что мы почти не знаем его великолепную ораторию «Млада». В той статье, которую я предлагаю сейчас вниманию читателя, я пользуюсь моим привычным методом. Я предоставляю музыкантам-специалистам разобраться прямо и, непосредственно, путем критики, в наследии Римского-Корсакова. Сам я пишу небольшую критическую фантазию. Мне кажется, что для моих целей, сущность которых сейчас же станет понятна читателю, как только он прочтет первый отрывок, этот метод — очень подходящий.

Укажу на прецеденты. Так писал Гофман (Кавалер Глюк, Крейслер), так писал Гейне (Паганини), такой характер носят отдельные вдохновенные страницы «Жана Кристофа» Ромен Роллана, некоторые музыкально-критические сцены Вагнера (соревнование певцов из «Тангейзера» и целый ряд сцен из «Мейстерзингеров»), сюда же, по-моему, относится и стихотворение Гюго об орле и лебеде, направленное, правда, не на музыку в полном смысле слова, а на музыку стиха больших поэтов. Я считаю гениальным примером музыкально-критической фантазии пушкинского «Моцарта

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

А. Луначарский

H. A. Римский-Корсаков

(К 25-летию со дня смерти)

Содержание