Выпуск № 10 (39) | 1936 - страница 18

народно-русских мелодий, протяжных и плясовых, веселых и грустных, тоскливых и разгульных. Но не могли также и не взирать на эту простонародную «неученую» музыку немножко через плечо. Вследствие чего возымели богатую мысль: прибавить эту простонародную русскую музыку к «музыке всеобщей», к музыке «образованной», истинной.

Для этого что надо было сделать?

1) Записать мотивы русских народных песен общеевропейскими музыкальными знаками.

2) Украсить эти мотивы гармонизацией, аккомпанементом — по общим законам, принципам или «привычкам» всеобщей, западноевропейской музыки, т. е. привести русские песни к одному знаменателю с общеупотребительными мелодиями и гармониями.

На практике, как в первом деле, так и во втором, музыкальные мастеровые натолкнулись в русской песне на материал весьма непокорный, неподатливый, но этого, разумеется, не заметили и, руководясь своими тупейшими и ограниченными идеалами, гордясь своею «образованностью», подошли к русским народным напевам с совершенноложной стороны, прикоснулись к ним грубою ремесленною лапою и — стерли радужную пыль с крыльев музыкального мотылька, т. е. исказили, обезобразили русско-народные мелодии иногда до неузнаваемости.

Для пояснения взглянем на оба дела попристальнее.

1) Записывание русских народных мелодий. Записать, положить на ноты интервалы, которые передает нам слух, деле весьма нетрудное для всякого сколько-нибудь образованного музыканта. Но, по отношению к русским народным напевам, тут являются две совершенно неожиданные трудности: а) приуроченье слышанного к какойнибудь тональности (от чего зависят знаки в ключе, Vorzeichnungen, l’armure de la clef) и б) ритмизация записываемой мелодии.

По отношению к а, представим, что записыватель слышит такую мелодию:

Нимало не задумавшись, он приурочит ее к тону С (ut maj.) и в ключе не выставит никаких знаков. Но вторая часть мелодии вот какая:

Здесь нота b явится уже «случайным» бемолем, а случайных, т. е. чуждых данному ладу, знаков повышения или понижения (кроме нот мелизматических) русская песня не допускает. Очень ясно, что данная мелодия принадлежит всецело — ладу F-dur (fa-maj.) и потребует, следовательно, одного бемоля в ключе. Отсутствие этого знака в ключе было бы нерационально в отношении данной песни (отдельно взятой), а такие нерациональности попадаются в сборниках русских песен на каждом шагу. Касательно ритмизации вообще дело значительно усложняется. Если заставить, например, трех музыкантов в одно и то же время записывать слышанную песню, то в интервалах — предполагая верный и развитый слух в каждом записывателе— на бумаге разницы между тремя не встретится, — но по отношению

к ритму непременно встретится более или менее важное различие. Что один представляет четвертями, другой — осьмушками; что одному слышится «за тактом» (Auftact), другому представиться может начальною долею синкопированного такта и т. д. Варианты неисчислимы, так как и твердых правил для всего этого не существует. В отношении же русских песен является та особенность, что ритм их чрезвычайно свободен, капризен и весьма не похож на обыкновенные ритмы общеевропейской музыки. Там преимущественно в ходу: 4/4, 2/4, 3/4, 3/8, 6/8 — и триолетные варианты этих же ритмов ( 12/4 или 13/8, 9/8 и т. д.). В русской песне преобладающие ритмы: 4/4 и 2/4; 3/4 или 3/8 только в медленных, протяжных песнях, иногда в плясовых; ритм 6/8 для русской песни и в медленном и в скором движении совершенно чужой. Делав по этой части много наблюдений, я не встретил еще ни одного чисто русского напева, народного в 6/8 . Зато весьма нередки ритмы в 5/4, в 7/4 — в западноевропейской музыке едва встречаемые. Весьма понятно, что слух, приученный к общеевропейской музыке, при записывании русской песни нотами, навяжет ей ритм для нее чужой и втиснет ее в неловкие для нее, узкие рамки и тем исказит ее характер. В очень многих случаях правильное деление на такты для русской песни дело вовсе не подходящее. А для музыкального мастерового, воспитанного по-немецки, лишась форменной дисциплины строгого такта — вся музыка больше не существует. (Немцы возвели даже в педагогическое правило: «der Takt ist die Seele (!) der Musikv», смешивая в этом случае слово «такт» с понятием «ритм», Rhytmus, — что вовсе не одно и то же).

Касательно записывания народных мелодий мы имели теперь в виду исключительно техническую сторону этого дела. Но есть еще и другая, не менее важная сторона критического выбора. Не всякая первопопавшаяся песня может быть полезна для толкового собирателя. Каждый текст народной песни, видоизменяемый по местности и по времени, поется на многие, весьма непохожие друг на друга напевы. Каждый данный напев, в свою очередь, подлежит в устах народа более или менее важным видоизменениям, вариантам. Истинный знаток песен должен уметь остановить свой выбор на лучшем техническом варианте, для занесения такого варианта в издаваемый сборник. Но много ли на Руси таких знатоков дела? Специалистам по слову, тексту песен недостает сведений музыкальных, а собиратели-музыканты понятия не имеют о критической сортировке слов, относятся к тексту песни безразлично и — запутывают дело.

Я сказал, что в настоящей статье принужден ограничиться одними намеками; иначе обстоятельное развитие одного вопроса о критическом выборе вариантов текста и напева песен вызвало бы целую диссертацию — не бесполезную, так как предмет со стороны науки еще не затронут.

Обращаемся затем к вопросу о гармонизации русских народных песен.

Русская песня, как сказано выше, музыкальный эмбрион, созданный прежде всего для единичного голоса или для хорового пения в унисон. Так народ и понимает свою песню (согласно с древней Грецией и Востоком). Совместная с данною мелодиею гармония есть дело выработки западноевропейской, роскошь музыкальная, нашему народу почти чужая. Народ в своих импровизированных хорах поет не все время в унисон, это правда, но «подголоски», «припевы» в других голосах, кроме главного, ведущего мелодию, создаются только в виде

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание