Заставить шумного и непоседливого мальчугана настроиться на нужный лад может... фойе.

Фойе театра, где царит музыка, — это стартовая площадка для полета в музыкальный мир.

Картины, рисунки, эстампы, макеты декораций... Нет, не развлекать ребенка. Тут вряд ли нужен детский городок с «живыми» крокодилами (по образу-подобию Диснея). Тут цель другая: ребенок должен вдохнуть воздух предстоящего спектакля. Наверное, художник-декоратор может позаботиться о том, чтобы фойе играло красками будущей сцены, чтобы характеры оперных персонажей заинтриговали детвору на красочном, веселом полотне. А может быть, это будут ребячьи стихи? Озорные и лиричные. Но обязательно перекликающиеся с образным строем музыки, музыки, которая вот-вот зазвучит в зале. Может быть, к ребятам выйдут сами герои оперы? В костюмах. Париках. Я вспоминаю отличный опыт Ю. Завадского в театре им. Моссовета, когда в антракте «Виндзорских проказниц» к зрителям вышли живые шекспировские персонажи.

Помню восторженную реакцию моего знакомого семиклассника, увидевшего это «чудо». Наверняка каждый спектакль театра будет диктовать свои условия.

И, наконец, последнее — будущий репертуар театра. Чудесной способностью обладают дети: чем меньше ребенок, тем легче с ним разговаривать на незнакомом ему диалекте. В раннем детстве, как известно, человек усваивает речевой язык довольно быстро.

Это имеет прямое отношение к нашей теме. Детскую музыку С. Прокофьева малыши слушают, как интересную книжку (лучше всего это смог бы доказать кинематограф).

Да, маленьким детям не мешает слуховой опыт прошлого. Они, не в пример иным взрослым, способны легко воспринять современный музыкальный язык (речь идет, конечно, о подлинных художественных ценностях). И надо этим воспользоваться. Упустить время сейчас значит преодолевать большие препятствия потом, когда слух человека уже привыкает к определенным нормам.

Неопровержимо одно: новая советская музыка должна звучать в театре! Театр призван воспитывав будущих слушателей современной советской оперы.

Хотелось бы сказать еще в напутствие театру: продолжайте поиски не только в сказочных сюжетах.

Сказка — хорошо, но дети ждут сегодня оперу сегодняшнюю, о людях, окружающих их. Может быть, о тех, кто скоро-скоро полетит к луне, или о тех, кто бороздит дно океана. Пробуждать мечту в сердце ребенка! Разве на это не способна опера сегодня?

Детский музыкальный театр сделал первые шаги. Уверенные. Твердые. В театре стремятся найти свой почерк. Неповторимый. Оригинальный. Впереди — большая, трудная дорога. Счастливого пути!

О. Степанов

Творить новое

В Алма-Ате нет привычной для москвича «столичной» сутолоки, спешки, суеты. Время течет здесь спокойно и размеренно. Но пройдитесь по улицам столицы Казахстана — и вы тотчас же обнаружите все приметы современного города. Министерства, вузы, научно-исследовательские институты, лаборатории, редакции газет и журналов, большие гостиницы, универмаги, рестораны, нарядные кафе и, наконец, афиши. Их много, и в них отражена богатая и разнообразная художественная жизнь города. Казахский и русский драматические театры, концерты-лекции преподавателей Алма-атинской консерватории, гастроли польского пианиста, исполнение Одиннадцатой симфонии Шостаковича, Пятого фортепианного концерта Прокофьева, спектакли Казахского академического театра оперы и балета им. Абая...

Оперный театр — цель моего приезда. Послезавтра здесь премьера «Богемы», сегодня — «Князь Игорь».

Вечером зрительный зал был полон (несмотря на то, что «Князь Игорь» не сходит с афиши театра уже восемь лет). Отрадное явление.

Но первая моя встреча с театром разочаровала. Нет, это не был случай спорного режиссерского решения или неточного прочтения партитуры. Спектакль представлял собой характерный пример увядшего, разболтавшегося, постаревшего представления. Постаревшего, несмотря на то, что исполнителями были преимущественно молодые певцы, по большей части с хорошими голосами.

Оркестр (дирижер — А. Ковальский) играл нестройно, звучал жидко, особенно струнная группа. Медь нередко «проглатывала» важнейшие мелодические звуки. Так, например, в квартовых перекличках «половецких труб» увертюры систематически недоставало ряда нот.

Не удалось дирижеру добиться контакта и с певцами, хотя последние буквально не сводили с него глаз. Неустойчивость темпов (с тенденцией к ускорению), повинны в которой были и музыкальный руководитель и исполнители, порождала беспорядочность дыхания и как следствие этого нечистую интонацию. Это уже не говоря об элементарном несовпадении метрических долей у оркестра и певцов.

Алма-атинский «Князь Игорь» являл собой наглядный пример почти полной потери и единого режиссерского «почерка» (который, надо надеяться, был в период постановки спектакля). Ясно чувствовалось, что актеры вводились в спектакль в разное время, без достаточного количества сценических репетиций. Многие из них так и не сумели по-настоящему найти свое место в общем ансамбле. Это, естественно, порождало либо бездейственность, либо стихийную импровизационность. Сценическое общение между актерами порой приводило к результатам, явно противоречащим всему характеру оперы. Из многочисленных примеров можно сослаться хотя бы на сцену ссоры Ярославны с Галицким, которая по существу превратилась в бытовую картинку. Вообще, к сожалению, манера поведения, жестикуляция Ярославны весьма мало напоминала негодование разгневанной величественной княгини. А когда в последнем действии князь Игорь выходил навстречу народу, небрежным жестом полуобняв Ярославну, то скорее виделась вполне современная молодая пара, прогуливающаяся по вечернему бульвару, нежели княжеская чета XII века, мудрые наставники народа, победившего в суровой битве.

Трудно сейчас в чем-либо обвинять постановщика «Князя Игоря» Н. Домбровского. Его работа «похоронена» позднейшими наслоениями, и судить о ней по нынешнему состоянию спектакля вряд ли возможно. Можно лишь посетовать на то, что художественное руководство театра так мало внимания обращает на «старые» спектакли.

А о том, что это так, свидетельствуют и танцы второго акта, поставленные в свое время В. Вайноненом. Сквозь блеклые, вылинявшие, вялые, разобщенные движения кордебалета с трудом можно угадать первоначальный, несомненно интересный замысел эпизода.

Немало было в спектакле и чисто технических «накладок».

Пролог. Начинается солнечное затмение. Зловещий черный диск луны надвигается на солнце. В надпившей темноте зажглись звезды.

Но вот затмение кончилось. Постепенно светлеет. Однако солнце почему-то больше не появляется на небе. Зато звезды продолжают гореть уже в буквальном смысле слова «средь бела дня». Выяснилось, что их попросту забыли «выключить».

Кончился пролог, и сразу, без перерыва, начался первый акт. Может быть, спектакль идет, как это модно ныне, с одним большим антрактом посередине? Но после первой картины первого акта в зале вспыхнул полный свет и публика хлынула в фойе. Оказалось, что ведущий спектакль режиссер просто перепутал антракты.

Пожалуй, единственное, что осталось от постановки 1958 года в относительно неизменном виде, — это декорации (художник — А. Ненашев). Их масштабность, национальная почвенность в целом гармонируют с эпическим характером оперы. И может быть, сейчас, восемь лет спустя, поздно делать какие-либо критические замечания в адрес художественного оформления, но коль скоро вся постановка нуждается в обновлении (хочу верить, что театр в ближайшее же время обратится к возрождению этой популярной у слушателей оперы), позволю себе высказать их. Так, например, почему-то в последнем действии, когда Ярославна поет о жатве, загубленной врагом, на переднем плане фигурирует фруктовое дерево, покрытое белой пеной весенних цветов. А в финале первого акта к Ярославне чинно входят бояре... с чисто выбритыми подбородками.

И все же сквозь густые «заросли» небрежностей пробивалось в спектакле и немало хорошего.

Обратил на себя внимание прежде всего хор (хормейстеры — В. Балабичев и Р. Галимзянова). Запомнились величавая торжественность пролога, трепетность девичьих песен первого действия, скорбная выразительность хора поселян. Отличная слаженность, безупречная чистота строя, выровненность звучания, отработанная постепенность динамических оттенков — таковы качества хорового коллектива алма-атинского театра.

Среди солистов заметно выделялась Э. Епанешникова — обладательница сочного и мягкого меццо-сопрано, очень музыкально спевшая партию Кончаковны. Да и прочие исполнители (за исключением, пожалуй, только Н. Шишориной, для которой партия Ярославны явно непосильна) в потенциале, без сомнения, способные вокалисты.

Но общий невысокий музыкально-сценический уровень спектакля не дал им в полной мере выявить свои возможности.

Не скрою, после такого «Игоря» я ожидал премьеры «Богемы» с некоторым предубеждением. Тем более, что в памяти еще прочно сохранился великолепный спектакль Караяна и Дзеффирелли в московских гастролях «Ла Скала».

Но вот зазвучала музыка, и тотчас же все опасения рассеялись. Я просто забыл о них, потому что, как и весь зрительный зал, с волнением начал сле-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

О. Степанов

Творить новое

Содержание