прочие следили по партитуре; интересные и поучительные места отмечались профессором особо.
Невозможно перечислить то поистине гигантское количество произведений, которое было сыграно во время этих занятий, начиная с музыки старых мастеров и кончая самоновейшими образцами, из которых, помню, сильное впечатление на меня тогда производила «Симфония псалмов» Стравинского, переложенная Дмитрием Дмитриевичем для четырехручного исполнения.
Он охотно играл в классе также и свои только что созданные сочинения, никогда, впрочем, не выставляя их в качестве примеров для подражания.
Наряду с огромной общей культурой и поистине энциклопедическими знаниями в области музыкальной литературы наш профессор приносил в класс и ценнейший опыт композитора-практика.
Хотелось бы сказать еще об одном прекрасном качестве Шостаковича-педагога — его исключительно уважительном и необыкновенно доброжелательном отношении к ученикам. Влияние его на нас было очень велико.
Нет никакой необходимости в этой маленькой заметке останавливаться подробно на большом творческом пути Шостаковича.
Его прекрасные произведения у всех на слуху, им посвящена многочисленная специальная литература, как правило по достоинству оценивающая их высокое значение. Он создал свой стиль в искусстве, это очень редко кому удается сделать. Музыка его вызвала к жизни целую творческую школу, породила множество убежденных последователей.
Сам же Шостакович и ныне, достигнув юбилейного возраста, вовсе не являет примера самоуспокоенности.
Напротив, талант его в последние годы обрел иную грань в обращении к слову и к новой форме соединения симфонизма и пения. Он по-прежнему пишет много, пробуя себя в самых различных формах и жанрах, в чем-то изменяясь, но всюду оставаясь самим собой.
Его горячий гражданский пафос проявляется не только в его творчестве; представляя собой, на мой взгляд, одно из самых характерных его качеств как художника, он сопутствует ему и в общественной жизни.
Не могу не упомянуть о выдающейся деятельности Шостаковича как первого секретаря Союза композиторов РСФСР, показывающего образец бескорыстия и обязательности в служении общественному долгу.
Много ценного сделано этим человеком!
Я присоединяю свой голос к тем, кто шлет ему самые лучшие пожелания в дни его славного юбилея.
КАРА КАРАЕВ
Прошло без малого четверть века с того времени, когда я с волнением и тревогой переступил порог класса в Московской консерватории — класса, в котором занимался со своими воспитанниками Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Свершилась моя давняя мечта; я попал в число счастливых учеников выдающегося композитора нашего времени и принес заглавную часть Первой симфонии.
Мне казалось, что в этой будущей симфонии намечен неплохой материал, но я также хорошо знал и то, что здесь масса пробелов и недочетов в области формы, композиции и фактуры, а с разработкой дело вообще из рук вон плохо.
В тот памятный день в классе находилось несколько студентов. Припоминаю Револя Бунина и Евгения Макарова. Шостакович и Бунин в четыре руки играли финал Четвертой симфонии Брамса (позже я убедился, что здесь всегда звучала музыка — классическая и современная). Кончив играть, Дмитрий Дмитриевич обратился ко мне: «Покажите Вашу музыку...». Он полистал партитуру как будто не очень внимательно; проиграл кое-какие места и молча закрыл ноты...
— Я нахожу, что Вы должны написать свою Первую симфонию, но, по-видимому, придется браться за дело с самого начала.
Снова были проиграны отдельные эпизоды симфонии — те, которые предстояло переделывать. При этом Дмитрий Дмитриевич дал деликатно понять, что ошибок и неудач еще видимо-невидимо. Найти их мне следовало уже самостоятельно, опираясь на примеры, которые мне только что указали.
Весь разговор велся без лишних слов, скупо, сдержанно, но не в категорическом тоне. И хотя было над чем серьезно поразмыслить, произошло чудо: в какие-то четверть часа я понял причину своих грехов, осознал многие неполадки. И пошла работа.
В течение нескольких недель была заново написана в партитуре первая часть (в дальнейшем я приносил в класс только законченные партитуры), за ней очень скоро последовала вторая. За два года занятий с Дмитрием Дмитриевичем я сочинил две симфонии, Сонатину для фортепиано, шесть романсов и многое другое...
Сейчас у меня часто спрашивают о том, как работал Шостакович со студентами, какие педагогические принципы использовал. И я должен ответить, что принципов этих было столько же, сколько даровитых и разных учеников. Но во всех случаях, будучи достаточно строгим педагогом, он умел внушать воспитанникам уверенность в своих силах и помогал доводить любое, даже очень трудное, дело до конца.
Дмитрий Дмитриевич обладает удивительной интуицией; он всегда понимал, что хочет сказать молодой композитор. Это проникновение в замысел ученика было поразительно и поистине безошибочно. Он неизменно и быстро отыскивал «скрытую
В день открытия Второго конкурса им. Чайковского. 1962 год. Д. Шостакович и Ю. Давыдов
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Содержание 4
- «Мы твои рядовые, Россия!» 5
- Могучий талант могучего времени. Д. Д. Шостаковичу — 60! 6
- Поздравления из-за рубежа 21
- По следам великого поэта 58
- Бессмертие 63
- Александр Бенуа и музыка 65
- Счастливого пути! 82
- Творить новое 87
- Нарушение воли 93
- Говорят члены жюри 98
- Московские премьеры: «Военный реквием» Бриттена, «Жанна д'Арк на костре» 106
- Гости столицы: Спустя четыре года. 109
- Письма из городов: Тбилиси. Весенние встречи с музыкой 111
- Заслуживший добрую славу 114
- Принципы реалистического мастерства 118
- Ташкент: В часы испытаний 124
- Душанбе: Интересные перспективы 126
- Он победит! 129
- «Мы шьем одежду бойцам» 131
- Оперы Генделя на современной сцене 136
- На музыкальной орбите 141
- Новое о композиторе-демократе 146
- Из глубины веков 148
- Долгожданная публикация 151
- Хроника 153