Выпуск № 9 (334) | 1966 - страница 8

содержание через тревожный, сложный ритмический рисунок, подчиненный, однако единой теме. Невольно работала фантазия. Возникло ощущение какой-то жути и вместе с тем трагической красоты переживаемого времени. Над головой в чистом небе, еле видные глазу маячили истребители. Так высоко, что их стрекотание доносилось неровными волнами. Музыка кончилась, я поспешил к врачу. Едва вошел в кабинет, как спросил: «Скажите, пожалуйста, минут десять тому назад вы не слышали произведение, передававшееся по радио? — Не скажете, что это была за музыка?» — «Да как же, это впервые прозвучала Седьмая симфония Шостаковича». Так я познакомился с незабываемой Ленинградской симфонией.

В этой же связи — еще одно интересное наблюдение. В определенное время все наши дети с самого раннего возраста находились под впечатлением огромного потока военных фильмов, радиопередач и такого же характера детской литературы. И первые «музыкальные» звуки, которые я услышал от моего сына, производились губами и горлом и изображали свист падающих бомб, их разрывы, трескотню пулеметов. И вдруг среди этих звуков я уловил элементы темы фашистов из той же Седьмой симфонии. Вот уж действительно, подумал я, музыка, которая воочию стала олицетворением страшных лет вражеского нашествия даже в детском сознании. И не скрою. Почему-то моему отцовскому сердцу было приятно, что первая мелодия, которую я услышал от сына, принадлежала Шостаковичу. Тогда я еще раз вспомнил и о Гоголевском бульваре и о притаившейся Москве тех дней. Но вот — снова неожиданность. В зале им. Чайковского идет репетиция одного из правительственных концертов. Дожидаясь своей очереди, сижу в зрительном зале, смотрю и слушаю. Ведущего нет, передо мной вереницей проходят знакомые и незнакомые имена. Многим радуешься, ко многим остаешься холоден, никто не заставляет слишком волноваться, быть потрясенным или очарованным. Выступает квинтет, и тут, уже уставши от демонстрации мастерства, я не жду ничего особенного. А после выступления вдруг спешу за кулисы узнать, что играли артисты. В ответ слышу: Квинтет Шостаковича. Через неделю иду его еще раз послушать на концерте в консерватории.

Я делюсь именно такими, отрывочными впечатлениями. Но они ярко сохранились в моей памяти. Вот, например, в те же военные годы я услышал известную песню «Фонарики» и снова нетерпеливо расспрашивал, кто сочинил эту прелестную песенку. И несколько удивленно радовался, что ее написал Шостакович. Ведь какой диапазон! Композитор, создавший Четвертую симфонию, пролежавшую под спудом двадцать лет, симфонию, отражающую нашу эпоху с ее величием и потрясе- ниями, симфонию, которая гениально пророчествовала в 1934 году о грядущих испытаниях. Сколь близко это сочинение в своем предвидении к «Войне и миру» Маяковского! И в этой тревожной атмосфере пробивался голос художника, воспевающий мир и труд. А рядом «Фонарики», бесхитростные, простые, прелестные, я бы сказал, моцартовские в своей наивной мелодичной детскости.

Такая широта диапазона, такое разнообразие не могут не восхищать и в иронических, полных юмора песенках на слова Саши Черного и в других произведениях. Я считаю колоссальным достоинством в любом художнике такое творческое изобилие, такое, говоря профессиональным актерским языком, полное и покоряющее перевоплощение. В изобилии Шостаковича нет пустот, нет изобилия ради изобилия. Это собрание больших и малых сияющих драгоценностей. К чему бы ни прикасался композитор, каким бы жанром ни увлекался, — все пронизано живым чувством эпохи и проникновением в нее, в ее стиль, в ее атмосферу, все выявляет современного художника. В этом проникновении все облагораживается, и казалось бы с первого взгляда, мелочи приобретают масштабность и остаются в памяти, можно сказать, на всю жизнь.

Известно, что классики доступны и понятны представителям всех слоев человечества и всех степеней культуры. Есть замечательные писатели, поэты, композиторы, которые ценимы и любимы только знатоками или людьми уже искушенными. Таков, например, Хлебников — поэт для поэтов. Простой, непрофессиональный читатель прой-

дет мимо его стихов, подивится и отнесет многие из них к разряду футуристической абракадабры. Подобные Хлебниковы есть во многих видах литературы и искусства. Настоящие же, истинные новаторы на своем творческом пути не остаются «новаторами» ради новаторства и только. Их открытия становятся постепенно доступными и, наконец, признанными массами. Эти художники завоевывают признание, любовь и передовой части художественной интеллигенции, и простого, неискушенного слушателя, читателя, зрителя. Таковыми были в нашу эпоху Маяковский, Прокофьев, Хемингуэй, Чаплин. Таков и Шостакович. В своих крупных произведениях он достигает необозримых высот человеческой философской мысли. Какой глубиной чувств и мастерством надо обладать, чтобы написать музыку, подобную музыке к кинофильму «Гамлет»! И сцена бала, и робкие танцевальные па Офелии, и море, и скалы — все стало душевно видимо и эмоционально ощутимо через гениальное прочтение композитора, которому должен быть так благодарен режиссер Г. Козинцев.

Мои дифирамбы Дмитрию Дмитриевичу Шостаковичу могут показаться чрезмерным панегириком. Но я радуюсь, что принадлежу к тем слушателям и зрителям, которые могут еще восхищаться и удивляться, негодовать и возмущаться. Я лично люблю больше всего именно таких зрителей и слушателей. Поэтому и хочу быть именно таким слушателем Шостаковича. Он меня всегда удивляет и восхищает. А негодование и возмущение я оставлю для многого другого в нашем искусстве, в нашей борьбе за его совершенствование.

БОРИС ГНЕДЕНКО,
профессор математики,
академик

Несомненно, что любитель музыки не имеет возможности уследить за всем тем, что создано даже одним из любимых им композиторов. Особенно трудно это сделать, когда композитор пишет так много и разнообразно, как Д. Д. Шостакович. От музыки к кинофильмам, мелодии из которых порой быстро распространялись в быту, распевались на прогулках, дружеских встречах, в рабочей, колхозной и студенческой среде; музыки, напоенной народной напевностью и в то же время отражающей индивидуальные черты композитора, — до музыки программной, насыщенной большими философскими идеями, вызывающей стремление к познанию, непрерывному совершенствованию, желание посвятить себя решению серьезных вопросов. И одновременно с этим композитору свойственны такие глубины личных душевных переживаний, какие мы находим в «Прелюдиях и фугах» Шостаковича, в циклах его песен.

Несомненно, что не всегда любителю удается подняться до тех взлетов новаторства и фантазии, на которые способен художник, прокладывающий не изведанные еще пути развития музыки, предлагающий новые ее формы. Однако я убежден, что творец в музыке, литературе, науке обязан идти своей дорогой, отстаивать свои убеждения и тем самым вести людей к новым вершинам интеллектуального развития. Советы слушателей и почитателей можно и должно выслушивать, но им не обязательно следовать. Иначе создателю грозит потеря собственной неповторимой индивидуальности, потеря того, что обогащает человечество.

Для меня музыка Дмитрия Дмитриевича Шостаковича полна мелодического очарования, насыщена высокими общественными идеалами, философской значительностью. У меня она вызывает стремление делать собственное дело лучше, а при встрече с людьми доносить мои собственные мысли так, чтобы они в душе слушателей звучали как прекрасные музыкальные произведения, открывали бы перед ними величие активного знания и труда, наполненного вдохновением.

В день славного шестидесятилетия желаю Дмитрию Дмитриевичу здоровья и творчесткого вдохновения на многие годы. Я хочу, чтобы миллионы людей в нашей стране и во всем мире могли восторгаться новыми и новыми его произведениями во всех музыкальных жанрах.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

БОРИС ГНЕДЕНКО,профессор математики,академик

Содержание

БОРИС ГНЕДЕНКО,
профессор математики,
академик