Выпуск № 9 | 1966 (334)

ственных проблем, в частности остро поставленной проблемы преступления.

Связанный с ней широкий круг общесоциальных и этических вопросов, анализ которых помогал «вскрывать» глубоководное течение психологических импульсов человека, неизменно волновал русскую общественную и литературно-художественную мысль. Можно ли построить счастье преступным путем, не брезгуя средствами достижения? Этот вопрос задавал и Пушкин в «Пиковой даме» и Гоголь в «Петербургских повестях»; кардинально разработан он в творчестве Достоевского. Известна теория Раскольникова, который преступление рассматривал как своеобразную форму социального протеста против классовой несправедливости.

Обезличивая человека, социальное неравенство порождает индивидуалистическое стремление «вырваться наверх», преодолеть топь, встать на ноги, «выйти в люди», если даже для этого придется презреть моральные устои. И такой человек становится равнодушным к чужому страданию, превращается в общественно опасного потенциального преступника.

Преступление направлено, конечно, против жертв, но оказывает разрушающее воздействие и на человека, его свершающего, ведет к нравственному разложению личности. И потому преступление не в состоянии избавить людей от социальных недугов. Оно является, в сущности, анархическим путем разрешения общественного конфликта. Преступление — это насилие, освобождающее человека от ответственности перед законами морали, посягающее на этические ценности. Бальзаковский Растиньяк обладает прекрасными задатками, однако он поддается растлевающему влиянию буржуазного общества, становится беспринципным дельцом. Преступление же Катерины Измайловой — убийство мужа и свекра — завершается духовным крахом. Такой подход к судьбе героини органически связывает оперу Шостаковича с гуманистическими традициями русского реализма.

В 30-е годы советское искусство очень остро критикует буржуазное, анархическое понимание свободы личности. Окончательно и навсегда оно лишается романтического глянца. Индивидуализм Катерины Измайловой ничтожен, ограничен, но природа его столь же хищническая, как и у «сверхчеловека» — героя буржуазной идеологии.

Такова одна — важнейшая тема «Катерины Измайловой». Другая, тоже очень важная, связана с изображением судьбы женщины в условиях социального гнета, патриархального семейного уклада. Хорошо известно, сколь актуальной считала русская демократическая мысль проблему ее эмансипации. Безропотная Варенька, страстно жаждущая нравственного возрождения Настасья Филипповна, самоотверженная Сонечка Мармеладова, та, на которой «мир стоит», — какая еще литература богата образами столь беспросветно несчастных!

Иногда они бывали способны на страстный протест. Среди них — Катерина Островского, человек сильный, прекрасный, восставший против насилия и произвола, возвышающийся над обычаями подгнившего социального строя. По словам Герцена, автор «..бросил внезапно луч света в неведомую дотоле душу русской женщины, этой молчальницы, которая задыхается в тисках неумолимой и полудикой жизни патриархальной семьи» 1.

В «Воскресении» Толстой показал трагическую судьбу девушки, пережившей всю муку нравственного падения. Ее протест против угнетателей, уродливых общественных отношений выражен в упорном нежелании выйти замуж за Нехлюдова и тем самым снять с него вину за содеянное зло. «Ты мной в этой жизни услаждался, — бросает она ему, — мной же хочешь и на том свете спастись».

Можно вспомнить другие образы русской литературы, образы предшественниц Катерины Шостаковича, более или менее близких ей по облику, переживаниям, тяжелой участи. Конечно же, героиня оперы советского композитора ни одну из них не копирует, иначе превратилась бы она лишь в иллюстрацию к известному ранее. Опера своеобразна, неповторима. В ней своя психология, свой «сюжет жизни». И все же мы постоянно ощущаем токи, идущие от национальной художественной традиции. Они мощно прорвались в сочинение Шостаковича, придали размах его нравственной проблематике, предопределили его собственно музыкальное содержание.

*

«Катерина Измайлова» — опера-трагедия. Но эстетические законы высокой трагедии преломляются здесь на повседневном бытовом материале, взятом как бы без «эпической дистанции». Много лет спустя в вокальном цикле «Из еврейской народной поэзии» композитор вновь раскроет трагическую тему таким же способом. В обоих случаях он, ко- нечно, развивает некоторые особенности русской «бытовой драматургии», в первую очередь Островского, Сухово-Кобылина, перекликается с «Иудушкой» Щедрина.

Один жанровый полюс «Катерины Измайловой» — сцены, непосредственно воссоздающие жизнь героини. Они полностью соответствуют нашему пониманию лирико-психологической оперы, являют собой классическое выражение ее закономерностей. Более того, в «Катерине Измайловой»

_________

1 А. И. Герцен. Собр. соч., т. ХVIII. М., изд-во АН СССР, 1959, стр. 219.

жанр психологической оперы обнаруживает свои самые сильные возможности по выявлению динамики духовного мира социального характера. Обновление его идет не путем преднамеренного изменения «составных элементов», а путем направленности на новый жизненный материал.

Другой жанровый полюс связан с зарисовками окружающей героиню среды, которая дана по преимуществу в остроироническом преломлении и, несмотря на многообразие, относительно статична: этическая оценка ее на протяжении оперы остается неизменной. Смысл такого «скрещивания», разрушающего «чистоту жанра», нетрудно понять. Оно усиливает разоблачительную тенденцию и остроту драматизма.

Так активное авторское «я» способствует возникновению своеобразной художественной двуплановости: музыка не только непосредственно отражает происходящее на сцене и в душе героев, но все время «выдает» эмоциональную реакцию композитора. Конечно, без такой реакции искусства вообще не существует. Однако в «Катерине Измайловой» сила авторского сочувствия или осуждения приобретает характер открытой полемичности и обусловливает резкость контраста между защищаемым и порицаемым.

Но это не все. Стремление и умение видеть в частном случае глубокую закономерность побуждают композитора выйти и за рамки психологической оперы и сатиры нравов — в сферу драмы эпико-социальной. Острый психологизм органически сочетается при этом с бытовой наблюдательностью, особой жанровой красочностью. Поэтому изображенный Шостаковичем мир при всем его своеобразии исключительно правдоподобен; это подлинная частица действительности.

Жанровой многогранности музыки соответствует и многообразие типов изложения: тут и открытая лирика, и острая пародия, и «жаргонные» зарисовки, и возникающие на определенном эстетическом отдалении панорамы жизни народной, и минуты сокровенной исповеди. Для подтверждения стилистического богатства сочинения достаточно сравнить одухотворенный мелодизм Пассакалии с банальнейшим мотивчиком Сергея «Знаешь ли, Сонетка». Впрочем, об этом речь еще впереди...

Опера изумляет отсутствием случайного, необязательного. Каждое мгновение драматургии, каждая музыкальная «клетка» служит раскрытию идеи; непримиримые начала получают исчерпывающую характеристику.

Итак, проблема номер один — сама Катерина. Кто она? Какая она? С первых же тактов произведения мы обнаруживаем глубокое несходство героини с прообразом из повести Лескова, которое усиливается вплоть до полной противоположности натур. Реализм Шостаковича заключается в том, что он, с одной стороны, показывает глубокий антаго- низм между Катериной и окружающей ее средой, с другой же — показывает и их кровную взаимосвязь. Это в своем роде пересекающиеся художественные плоскости. Иначе трудно было бы объяснить, каким образом могла Катерина влюбиться в такое ничтожество, как Сергей, и стать на преступный путь.

Чем осталась бы в нашем восприятии Катерина, не стань мы свидетелями ее переживаний? Типичной купчихой погруженной в полудремотное состояние. Главное, что от нее требуется, — наследник, продолжатель дела семьи Измайловых. Упреки и унижения, которые сыпятся на нее, в конце концов участь всех женщин ее круга — в прошлом бедных, попавших в богатый дом да к тому же еще и бездетных. Даже увлечение барыни Сергеем — невесть уж какое событие. Наглость нового работника (а не смелость его — в этом Катерина могла бы убедиться чуть позднее, но разум ее к тому времени отуманивается) действительно выделяет его среди слуг Измайловых, он в чем-то не похож на остальных. И в сущности, нет ничего удивительного в том, что купчихе Сергей импонирует.

Все это так. И однако же пропасть лежит между Катериной и средой. Драматизм разворачивающихся событий никак нельзя свести к взаимоотношениям соперников, неверной жены и обманутого мужа, покинутой любовницы и преуспевающей проститутки, преступницы и ее невольных жертв. Сама цельная и сильная натура этой женщины, женщины большого человеческого обаяния, способной на всепоглощающую страсть и муку ради нее, вносит напряженность в патриархальную «свинцовую» повседневность. Лучшие черты ее характера имеют истинно народную окраску: глубокий и скромный лиризм, тяга к настоящей любви, великодушие, пря- мота. Все эти возвышающие человека качества, что называется, и не снятся Сергею, Зиновию Борисовичу, Сонетке, полицейским, дворовым. Все эти качества извращены в Борисе Тимофеевиче. Это не просто подонки общества. Нет, это само общество с его пониманием добра и зла. Оно провоцирует Катерину Измайлову, ставит ее перед лицом трудных, неразрешимых задач именно потому, что обладает известной завершенностью, своеобразной логикой и мнимой моралью. Оно подобно закупоренному сосуду. Здесь все совершается по закону внутреннего взаимодействия, и даже слуги, стоящие на самой низкой ступени этой лестницы, не выпадают из общего плана. В лице Катерины испытывается сама человечность, и в такой среде человечность обречена, она должна погибнуть.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка
Личный кабинет