Выпуск № 9 | 1966 (334)

Автобиография

Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Родился 25 сентября 1906 года в Ленинграде. До тех пор, пока не начал учиться музыке, желания учиться не выражал. Интерес к музыке некоторый чувствовал. Когда у соседей собирался квартет, то я, припадая ухом к стене, слушал.

Моя мать, С. В. Шостакович, видя это, настояла на том, чтобы я начал учиться игре на рояле. Я же всячески уклонялся. Весной 1915 года я в первый раз был в театре. Шла «Сказка о царе Салтане». Мне опера понравилась, но все это не победило моего нежелания заняться музыкой.

«Слишком корень ученья горек, чтобы стоило учиться играть», — думал я. Но мать все же настояла и летом 1915 года стала давать мне уроки игры на рояле. Дело пошло очень быстро. Оказался у меня абсолютный слух и хорошая память. Я быстро выучил ноты, быстро запоминал и выучивал наизусть без заучивания — само запоминалось. Хорошо читал ноты. Тогда же были и первые попытки сочинения. Видя, что дело пошло успешно, мать решила отдать меня в музыкальную школу И. А. Гляссера (ум. в 1925 году). Помню, что на одном зачетном концерте я сыграл почти половину пьес из «Детского альбома» Чайковского. В следующем (1916) году я перешел в класс И. А. Гляссера. До тех пор я был в классе О. Ф. Гляссер, его жены. У него в классе я играл сонаты Моцарта, Гайдна, а в следующем году и фуги Баха. К сочинениям моим И. А. Гляссер относился весьма скептически и не поощрял таковыми заниматься. Тем не менее я продолжал сочинять и сочинил тогда очень много. В феврале 1917 года мне стало скучно заниматься у Гляссера. Тогда мать решила меня и старшую сестру показать профессору Ленинградской консерватории А. А. Розановой, у которой сама когда-то училась. Розанова взяла меня и сестру учить. 1917–1919 годы я учился у Розановой, а в 1919 году, осенью, поступил к ней в класс в консерваторию. Розанова считала, что мне, помимо рояля, необходимо заниматься композицией. Одна знакомая учительница музыки порекомендовала для этой цели Г. Ю. Бруни, который учил импровизировать. Повели меня к Бруни. Бруни посадил меня за рояль и попросил сымпровизировать «Голубой вальс». Моя импровизация его удовлетворила, затем он попросил сыграть что-нибудь восточное. Это у меня не вышло, но тем не менее Бруни нашел у меня «данные» и взял меня к себе в ученики. Уроки заключались в следующем: Бруни, прохаживаясь по комнате, просил меня импровизировать и, неудовлетворенный, сгонял меня со стула и сам начинал импровизировать. Эти уроки длились весну и лето 1919 года. Потом я их бросил. Летом 1919 года, видя мои упорные попытки к сочинению, меня повели к А. К. Глазунову. Я поиграл свои сочинения, и Глазунов сказал, что композицией заниматься необходимо. Авторитетное мнение Глазунова убедило моих родителей учить меня, помимо рояля, композиции. Он посоветовал поступить в консерваторию. За месяц до вступительных экзаменов вспомнили, что надо приготовить элементарную теорию и сольфеджио. Меня повели к профессору А. А. Петрову, который и подготовил меня по этим предметам. Тогда же меня сводили к профессору М. О. Штейнбергу, который, прослушав меня, одобрил решение поступить в консерваторию и выразил согласие принять меня к себе в класс. Осенью 1919 года я поступил в консерваторию —

_________

Настоящая автобиография — одна из первых записей композитора о себе. Публикуется впервые.

по роялю в класс А. А. Розановой и по композиции в класс к М. О. Штейнбергу. Осенью 1920 года от А. А. Розановой перешел в класс Л. В. Николаева, у которого окончил консерваторию в 1923 году. По композиций окончил в 1925 году у М. О. Штейнберга. У него я проходил гармонию, инстриментовку, фугу, форму. У А. А. Соколова проходил контрапункт и фугу.

В феврале 1922 года умер мой отец. Тогда у моей семьи было очень тяжелое материальное положение; вдобавок в начале 1923 года у меня разыгрался туберкулез бронхиальных и лимфатических желез. Врачи нашли необходимым направить меня на лечение в Крым. Вернувшись из Крыма, нужно было рассчитываться с долгами. В конце 1923 года мне пришлось поступить в кинематограф. Но для того чтобы поступить, мне нужно было пройти квалификацию на пианиста-иллюстратора в союзе РАБИС. Квалификация была очень схожа с первым визитом к Бруни. Сперва меня попросили сыграть «Голубой вальс», а потом что-нибудь восточное. У Бруни я не смог сыграть восточное, но в 1923 году я уже был знаком с «Шехеразадой» Римского-Корсакова и с «Ориенталь» Кюи. Квалификация дала положительные результаты, и в ноябре я поступил в кинотеатр «Светлая лента». Служить было очень трудно, но так как нас было два пианиста, то кое-как я совмещал службу в кино и посещение концертов и театров. Ввиду того, что «Светлая лента» в течение моей двухмесячной службы выплатила зарплату лишь один раз, то пришлось уйти, а зарплату требовать через суд и искать другие средства к существованию. Искал я их тогда до октября 1924 года. Опять-таки нашел то же самое. В кинотеатре «Сплендид Палас» пианист уехал в двухмесячный отпуск. Я поступил его заменять. Через два месяца служба кончилась. Но и эти два месяца я посещал концерты, так как нас, пианистов, было двое. Наконец в начале февраля 1925 года я нашел себе постоянную службу в кино «Пикадилли». В то время киноадминистрация решила, что оба пианиста должны приходить к началу работы кинотеатра и уходить к концу, ме- няясь каждые 1/2 сеанса. Это мудрое распоряжение было продиктовано самой жизнью. Один пианист заболел. Другого не было, и вышла неувязка. Концерты и театры я перестал посещать в связи с этим распоряжением. Тогда я сам ушел из кино и до сих пор туда не возвращался. Надеюсь, что вернуться и не придется.

Служба в кинотеатрах парализовала мое творчество. Сочинять я тогда совсем не мог, и лишь тогда, когда я совершенно бросил кино, я смог продолжать работать. В начале 1925 года Музсектором были приняты к печати мои «Три фантастических танца», две пьесы для струнного октета и Симфония. Симфония была исполнена впервые в Ленинградской филармонии 12 мая 1926 года под управлением Н. А. Малько. Осенью 1925 года меня утвердили аспирантом при творческом отделе ЛГК.

В январе 1927 года я по командировке Наркомпроса ездил в Варшаву, на Шопеновский конкурс. Кроме Варшавы, я был еще в Берлине. Поездка была неудачной, ибо с первого дня по приезде в Варшаву заболел аппендицитом и боли у меня были все время до операции, которая была только в конце апреля в Ленинграде.

В конце 1926 года мною была написана Фортепианная соната (издана Музсектором). По возвращении из-за границы я сочинил фортепианную сюиту «Афоризмы» (печатается в «Тритоне»). В конце марта получил заказ от Музсектора написать симфоническое сочинение к 10-летию Октябрьской революции. Я сочинил «Симфоническое посвящение Октябрю».

Д. Шостакович, 1927 год

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка
Личный кабинет