Выпуск № 9 (334) | 1966 - страница 16

сательница Клавдия Лукашевич, Врасские, Граменицкие, Бояровы, всегда в нем можно было встретить приятелей и друзей всех трех представителей младшего поколения. Этот круг гостей и завсегдатаев неуклонно возрастал. Сначала он состоял по преимуществу из консерваторских сверстников старших детей, затем стал быстро пополняться коллегами стремительно приобретавшего известность композитора и людьми, тянущимися к дому как к одному из центров притяжения интеллигенции города. Соллертинский, Малько, Гаук, Л. Николаев, Арнштам, Козинцев, Л. Трауберг, Юткевич, Зощенко, Замятин, Н. Радлов, Мариенгоф, Тухачевский — вот некоторые имена блестящих представителей самых разных профессий, нередко появлявшихся в квартире на улице Марата.

Однако, невзирая на общительность семьи и связанную с нею многолюдность посетителей, режим труда соблюдался в доме систематично и строго. И прежде всего — самим Дмитрием Дмитриевичем, всегда безраздельно поглощенным каким-нибудь творческим замыслом, а то и несколькими, всегда последовательным в очередности работы и педантичным в ее выполнении. Здесь, разумеется, сказывались черты его собственной натуры — натуры уверенного «зодчего своей жизни», планирующего и строящего ее с широким размахом, с железной настойчивостью и упорством в достижении поставленных перед собою высоких целей. Но проявлялось также (в особенности в ранние — отроческие и юношеские —годы) — направляющее воздействие любовной и строгой материнской опеки, воспитательная сила ее твердой педагогической руки.

Фото Шостаковича с дарственной надписью:
«Дорогому другу
Валерьяну Михайловичу
Богданову-Березовскому
от Д. Шостаковича 7^го/II 1924^го г.»

Наиболее примечательным в развитии юного Шостаковича мне представляется очень раннее и сразу же ярко определившееся становление характера, caмостоятельность мышления и жизненного поведения. Все основные решения в своей только-только начинавшейся артистической жизни он принимал сам, хотя, конечно, не без советов близких и друзей. Так был решен вопрос, представлявший известные трудности этического порядка, о переходе из класса А. А. Розановой в класс Л. В. Николаева. Так, после смерти отца, он пошел на работу пианистом в кино — сначала в «Светлую ленту», затем в «Сплендид Палас» — играть под сеансы немых фильмов, трезво взвесив возможность своих сил и подневного графика с тем, чтобы ни в чем не ослабить профессиональных занятий. И позже — по таким вопросам, как участие в Варшавском конкурсе пиани-

стов и недолговременная, но исключительно интенсивная подготовка к нему; как принятие на себя заведования музыкальной частью в театре В. Э. Мейерхольда, а затем и уход из этого театра; как пианистические выступления в Харькове и Славянске, — всегда решения принимались осмотрительно, но категорично, а в реализации их неизменно проявлялась твердая, стоическая выдержка.

О выдержке юного Шостаковича хочется сказать подробнее. Эта очень характерная черта натуры, которая в зрелые годы помогла ему перенести труднейшие для художника испытания, чрезвычайно выпукло обозначилась именно с юности. В начале 1923 года он заболел туберкулезом бронхиальных и лимфатических желез, перенес операцию и вынужден был летом со старшей сестрой уехать на лечение в Крым. Но болезнь не отразилась на учебных занятиях. На весенних экзаменах он появился с забинтованной шеей и (сейчас это уже можно обнародовать!), заходя в классы, где были рассажены его товарищи, помогал некоторым из них советом. А после экзамена, длившегося с утра и до вечера не мог удержаться от того, чтобы не пойти со мной на «Спящую красавицу». Это был период его огромного восхищения партитурами Чайковского. Мы сидели на галерее, рассматривали в бинокли далеко внизу танцующие фигурки и делились восторгами по поводу инструментовки эпилога сказок, в частности «шагов людоеда», в которых тема широкой регистровки разбита и разбросана по различным инструментам.

Поразительна была дисциплинированность, с которой молодой Шостакович готовился к участию в Варшавском конкурсе 1927 года, запершись на три недели дома для ежедневных многочасовых занятий, отложив сочинение, посещение театров, встречи с друзьями. И еще поразительнее был результат этого затворничества. Разумеется, и до этого он играл превосходно, вызывая всем теперь известные восторженные письменные экзаменационные аттестации Глазунова. Но в те дни пианизм его, остро индивидуальный, ритмически импульсивный, многотембровый и в то же время отточенно графический, предстал в концентрированном виде. Слушателей обжигало чувство соприкосновения с живым творческим процессом, ощущение первозданности музыкальных образов.

Никто из нас не сомневался, что именно он получит первую премию. И менее всего — Николаев, доверивший ему представительство своей школы на первом международном пианистическом турнире в Европе после окончания мировой войны, хотя среди его недавних выпускников были и признанные артисты и прославленные «шопенисты». Однако никто также не придал особого значения тому обстоятельству, что вместо первой премии, завоеванной Львом Обориным, Шостакович получил почетный диплом: каждый понимал, сколь превратна судьба соревнующихся в обстановке подобного турнира. Оказалось, молодой пианист играл совершенно больным, испытывая жестокие боли ¹.

Написанное молодым Шостаковичем в конце 20-х — начале 30-х годов: три первые симфонии, опера «Нос», балеты «Золотой век» и «Болт», фортепианные пьесы, театральная и киномузыка — ошеломляет как количеством, так и в особенности размахом замыслов, своей значительностью, оригинальностью и мастерством. Но за этим почти неправдоподобным (даже по «меркам» биографических фактов самых крупных и плодовитых композиторов) масштабом творчества стояла еще постоянная и систематическая гигантская подсобная работа — нотные корректуры подготовлявшихся изданий; встречи с либреттистами, режиссерами и балетмейстерами; подготовка исполнений в частности репетиции. Не говорю уже о пианизме, который в те годы он активно шлифовал в связи с публичными выступлениями в самых различных планах — с сольным исполнением своих произведений; в ансамбле с М. Юдиной, Г. Поповым и А. Маслаковец в «Свадебке» И. Стравинского, разученной хором Ленинградской капеллы под управлением М. Климова; с интерпретацией Фортепианного концерта Чайковского в сопровождении оркестра. Завидная, никогда не изменяющая ему выдержка проявлялась и здесь.

Мне вспоминается, как после затянувшегося запоздно многолюдного и шумного вечера по поводу премьеры одного из балетов, когда в квартире Шостаковичей на ночевку осталось несколько друзей, ранним утром он тихо встал в нужный час, оделся бесшумно, чтобы не разбудить спящих гостей и без завтрака ушел в Большой зал филармонии, где Гаук репетировал его Первомайскую симфонию. Штрих сам по себе, быть может, и незначительный, но крайне показательный для его отношения ко всему связанному с делом своего искусства как к священному долгу, подлежащему неукоснительному исполнению.

У меня сохранился автографный перечень ранних произведений Шостаковича, обрывающийся на опере «Нос» и, следовательно, относящийся не позже чем к 1929 году. Номенклатурные данные в этом

_________

¹ По возвращении в Ленинград он перенес операцию аппендицита.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Фото Шостаковича с дарственной надписью:«Дорогому другуВалерьяну МихайловичуБогданову-Березовскомуот Д. Шостаковича 7го/II 1924го г.»

Содержание

Фото Шостаковича с дарственной надписью:
«Дорогому другу
Валерьяну Михайловичу
Богданову-Березовскому
от Д. Шостаковича 7^го/II 1924^го г.»