Выпуск № 7 | 1961 (272)

В биографическом очерке А. Преображенского и в воспоминаниях рассказывается о большой музыкально-просветительской работе Кастальского среди рабочих в дореволюционные годы, о его смелом выступлении против зверского обращения офицеров с солдатами в царской армии (что едва не подвело его под военный суд), о сочувственном отношении к революции 1905 года. Но, пожалуй, самое большое значение имело для Кастальского то, что после Октября 1917 года впервые появилась реальная возможность осуществления его заветных устремлений в области музыки. «Через всю жизнь Кастальского, — справедливо подчеркивает Д. Житомирский во вступительной статье, — проходит страстная мечта о демократизации искусства... Это была страсть, роднившая его с великими русскими художниками-демократами, сближавшая его с делом революции» (стр. 3).

Кастальский — выдающийся знаток и исследователь русской народной песни. Естественно, что этой стороне его деятельности в сборнике уделено значительное место. Помимо публикуемых неизданных работ ученого, той же теме посвящена основная часть статьи Д. Житомирского «Идеи и искания А. Д. Кастальского».

Автор убедительно характеризует прогрессивные эстетические принципы Кастальского. Становится понятным, что привело композитора в начале 20-х годов в ряды Ассоциации пролетарских музыкантов и «Группы Красной профессуры», почему так тянулись к нему А. Давиденко и другие представители композиторской молодежи.

Сегодня, когда советская фольклористика ушла уже далеко вперед, ясно видна ограниченность позиций ученого, недостатки его методологии. Но нельзя забывать, что Кастальский был в свое время смелым новатором и много сделал для того, чтобы преодолеть косность теоретических взглядов на русскую песню.

В трудах Кастальского привлекает его умение показать подлинное своеобразие русской народной музыки, ее свежесть, неприглаженную суровую красоту и мужественную выразительность. В связи с этим Д. Житомирский справедливо пишет, что исследования Кастальского о музыкальном языке русской песни помогают лучше осознать гениальные открытия «кучкистов» в области претворения ее самобытных черт, лучше оценить «подлинного» Мусоргского.

В статье Д. Житомирского, в заметках Б. Асафьева отмечается значение работ Кастальского по использованию в профессиональной хоровой музыке приемов народной подголосочной полифонии. Оригинальное претворение элементов народной песни — это, действительно, самое ценное в произведениях Кастальского.

Заслуживает внимания новаторство Кастальского в области хоровых жанров. Среди его светских сочинений дореволюционного периода большой интерес представляют «Картины народных празднований на Руси», где широко показана обрядовая сторона народной жизни. Черты обрядовости, «действа» всегда были ему особенно дороги в народной и в профессиональной музыке (не случайно он планировал введение на хоровом факультете Московской консерватории курса истории «хоровых действ»).

Привлек внимание Кастальского и жанр массовых театрализованных действ, «революционных мистерий», получивший широкое распространение в первые годы революции. Его хоровые сочинения 20-х годов — это по существу музыкальные картины в характере обряда, где даже приход революции показан как своеобразный ритуал — торжественный праздник. Конечно, в этом сказывалась некоторая искусственность, нарочитая условность, присущая в те годы многим произведениям на темы революции, но сама идея создания революционных хоровых «картин-действ», рассчитанных на огромную сценическую площадку и массовую аудиторию, была, несомненно, и современной, и плодотворной для будущего.

Жизненными представляются и попытки Кастальского создать новый жанр «хорового плаката» («К зарубежным братьям»), а также новаторские поиски в каждом произведении особого состава оркестра (или инструментального ансамбля) в соответствии с образным содержанием музыки.

Все это — вопросы, требующие дальнейшей разработки. Можно было бы согласиться или поспорить с авторами работ, посвященных этим вопросам, если бы... если бы такие работы имелись в сборнике. Но творчество Кастальского-композитора в нем не освещено. Опубликованы отрывки из «Картин народных празднований на Руси», даны высказывания Б. Асафьева — и всё.

Конечно, писать о музыкальном творчестве Кастальского трудно — оно исследовано очень мало. Кроме сжатых характеристик Асафьева, можно назвать только краткие разделы о послереволюционных хорах Кастальского в первом томе «Истории русской советской музыки» (Музгиз, 1956 г., автор раздела — С. С. Скребков) и в книге «Русская советская песня» автора этих строк («Советский композитор», Л., 1959 г.). Но пора уже начать серьезное, обстоятельное изучение этого наследия! И подготовка сборника о Кастальском могла бы стать стимулом для появления работ, анализирующих его творчество.

Но и в таком виде рецензируемый сборник представляет значительную ценность. Следует отметить заслугу редактора-составителя Д. Житомирского, собравшего интересный материал (помимо упомянутых выше работ, назову полезную статью Д. Локшина о музыкально-педагогических взглядах Кастальского) и проанализировавшего идеи выдающегося художника и ученого. Это — живые для наших дней творческие идеи, которые продолжают влиять на советскую музыку.

И. Бэлза

Книга о Шимановской

История завоевания польскими музыкантами европейского признания открывается именем Марии Шимановской. С творчеством Шимановской и ее ровесника Липиньского связывается начало расцвета польской исполнительской школы. В 1810 году Керубини, слышавший в Париже игру молодой пианистки (она родилась в 1789 году), посвятил ей «в знак признательности, преклонения, уважения и преданности» свою фортепьянную Фантазию. Кленгель, Спонтини, Дусик, Гуммель также пишут произведения для Шимановской и в текстах посвящений восторгаются ее блистательным дарованием.

М. Шимановская получила образование под руководством варшавских педагогов — Антония Лисовского и Томаша Гремма.

Имена их были незаслуженно забыты. В «Малой энциклопедии музыки» (Варшава, 1960 г.) учителем Шимановской назван Джон Филд, у которого она, по ее собственным словам, никогда не училась.

Но не только имена первых учителей знаменитой польской пианистки и композитора были преданы забвению. Память о самой Шимановской оказалась недолговечной. (Так, через двадцать лет после ее смерти, в 1851 году, из печати вышло новое издание «Исторических песен» Немцевича, положенных на музыку польскими композиторами, и автор предисловия к этому изданию был не уверен, что три песни принадлежат Марии Шимановской.) Статья Юзефа Мирского, опубликованная в варшавской прессе к столетию со дня ее смерти, так и называлась: «Забытая польская артистка».

В настоящее время уже более широко изучаются вопросы, связанные с творчеством предшественников Шопена. Только на протяжении последних пяти лет появились три книги о Шимановской. Вслед за монографией Марии Иванейко, изданной Польским музыкальным издательством в конце 1959 года, Государственный издательский институт в Варшаве выпустил прекрасно оформленную книгу Теофиля Сыги и Станислава Шеница «Мария Шимановская и ее время».

Книга эта написана выдающимися знатоками польской культуры. Перу Сыги принадлежат не только многочисленные работы о Мицкевиче, но и цикл новелл «Вода из Немана» (в настоящее время готовится к печати русский перевод этой книги), связанных с образом поэта. Кстати сказать, героиней одной из этих новелл («Appassionata») является Мария Шимановская.

Станислав Шениц, не раз обращавшийся в своих трудах к событиям XIX века, несколько лет тому назад опубликовал новые материалы к биографии замечательной пианистки.

«Мария Шимановская и ее время» — не музыковедческое исследование. Книга ближе жанру художественной литературы. Это — правдивое повествование о жизни и деятельности замечательной польской музыкантши, развертывающееся на широком историческом фоне.

В обширных комментариях, приложенных к книге, читатель найдет много основанных на документальных данных материалов, включая целый генеалогический экскурс, посвященный семье Воловских — родителей Марии Шимановской.

Повествование о жизни Шимановской развертывается на фоне событий, которыми ознаменовался этот трагический период истории Польши. Марыня Воловская была еще ребенком, когда феодально-крепостническая Речь Посполитая утратила свою государственную самостоятельность. Вскоре после этого начались наполеоновские войны, также принесшие тяжелые испытания польскому народу. Четкими, точными штрихами Сыга и Шениц показывают громадную роль в

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет