Выпуск № 9 (26) | 1935 - страница 21

Однажды вечером отправился я на Лейпцигское кладбище, чтобы отыскать место последнего отдохновения одного великого человека; много часов бродил я вдоль и поперек, — я нигде не находил надписи «И. С. Бах», а когда я спросил об этом у могильщика, он покачал головой над человеческим невежеством и произнес: «Бахов много!» На обратном пути я сказал себе: как поэтически распорядился здесь случай! Чтобы мы не думали о тленном прахе, чтобы не возникло даже образа обычной смерти, — он развеял пепел во все стороны. И вот я буду теперь всегда видеть его сидящим, выпрямившись, за его органом, в важном наряде, а вокруг бушуют волны его творений, — и благоговейно смотрит снизу община, а ангелы, может быть, прислушиваются, сверху. — Недавно ты, Феликс Meritis, ¹ — человек высокого ума и сердца, играл один из его варьированных хоралов. Текст гласил: «Schmücke dich, о meine Seele» ² , cantus firmus обвивали позолоченные гирлянды, и все излучало такое блаженство, что ты сам признался мне: «Если бы жизнь лишила тебя надежды и веры, этот один хорал снова возместил бы все». Я промолчал и опять, почти машинально, отправился на кладбище, и там почувствовал я острую боль от того, что не могу возложить цветок на его урну, и лейпцигцы 1750 г. упали в моих глазах. Разрешите мне высказать мои пожелания о памятнике Бетховену.

Ионатан

В храме надо ходить на цыпочках, — ты,
Флорестан, оскорбляешь меня своим порывистым вторжением. Сейчас меня слушают сотни людей; это национальное дело; должен быть почтен величайший художник Германии, высший представитель немецкого слова и мысли, даже не исключая Жан Поля; он принадлежит нашему искусству; над памятником Шиллеру усердно трудятся уже много лет, с Гуттенбергом мы все еще находимся в самом начале. Вы заслужите все насмешки французских Жаненов ³ , все грубости какого-нибудь Берне, все пинки шаловливой музы лорда Байрона, если провалите дело или будете мешкать.

Я хочу вам привести один пример. Вглядитесь в него. В давно прошедшие времена четыре бедных сестры из Богемии приехали в наш город; они играли на арфе и пели. Таланта у них было много, но о школе они не знали ничего. Тогда один искушенный в искусстве человек ⁴ принял в них участие, стал с ними заниматься, и благодаря ему они сделались знаменитыми и счастливыми женщинами. Человек этот давно умер, и лишь его близкие вспоминали о нем. И вот, лет двадцать спустя, пришло из дальних стран от четырех сестер письмо — и деньги на постановку памятника их учителю. Памятник этот стоит под окнами Иоганна Себастьяна Баха, и когда потомки осведомляются о Бахе, их внимание привлекает также и скромная скульптура, и трогательная память обеспечена благодарному благодетелю. А разве целая нация не должна была бы воздвигнуть в тысячу
_______

¹ Феликс Мендельсон-Бартольди. Прим. перев.

² «Украшайся, о моя душа»...

³ Жанен (Jules Gabriel Janin, 1804—1874) — франц. романист, журналист и критик. Его романы, носившие злободневный характер, любопытны как одно из первых проявлений зап.-европейского натурализма. Ими зачитывалась передовая зап.-европейская интеллигенция того времени. Ред.

⁴ Кантор церкви Фомы в Лейпциге — Гиллер. Примеч. Шумана.

раз больший памятник Бетховену, каждая страница которого свидетельствует о величии мысли и о национальной гордости? Если бы я был властелином, я построил бы ему храм в стиле Палладио: внутри стоят десять статуй; Торвальдсен и Даннекер не смогли бы сами создать все эти статуи, но они делались бы под их присмотром. Под девятью статуями я подразумеваю и девять муз, и его симфонии: Клио — Героическая симфония, Талия — четвертая, Эвтерпа — Пасторальная, и
т. д., сам он — божественный Мусагет. Там время от времени должны были бы собираться народные хоры, там происходили бы состязания, празднества, там во всем их совершенном блеске исполнялись бы его творения. Или иначе: возьмите сто столетних дубов и напишите гигантскими письменами его имя на поверхности земли. Или изваяйте его в виде исполинской статуи, подобно святому Борромеусу на Лаго Маджиоре , ¹ чтобы он — как и при жизни — мог бы смотреть поверх горных вершин, и когда будут проходить рейнские суда и чужестранцы спросят: «Что это за великан?», — чтобы каждый ребенок мог ответить: «Это — Бетховен», — а они будут думать, что это германский император. Или, если хотите, чтобы была реальная польза, учредите в честь него академию под названием «Академия немецкой музыки», и да исповедуется в ней прежде всего его слово, по которому музыка не должна быть доступна для каждого, как обычное ремесло, но должна быть чудесным царством, открываемым жрецами для избранных ² , школой поэтов и еще больше школой музыки в греческом смысле. Одним словом: возвысьтесь на мгновение, отбросьте вашу флегматичность и подумайте о том, что этот памятник должен быть вашим собственным памятником!

Эвзебий

4

В ваших идеях не за что ухватиться: Флорестан разрушает, а Эвзебий терпит это. Конечно, это было бы знаком величайшего почитания и истинной благодарности по отношению к великим дорогим умершим, если бы мы стали действовать в вашем духе: но согласись сам, Флорестан, что мы должны как бы то ни было выразить внешне наше преклонение и что — если не будет сделано даже начало — одно поколение станет ссылаться на инертность другого. Под дерзким покровом, который ты, Флорестан, набрасываешь на это дело, могли то тут, то там спастись бегством общее мнение, скупость или боязнь быть пойманным на слове, если будешь слишком неосторожно хвалить памятник. Итак, к единению!

Во всех немецких странах могли бы быть организованы сборы, концерты, оперные спектакли, исполнения в церквах; нет ничего непристойного в том, чтобы и на более значительных музыкальных и певческих торжествах просить о пожертвовании. Рис во Франкфурте, Эгелар в Аугсбурге, Л. Шуберт в Кенигсберге похвальным образом начали уже это дело. Спонтини в Берлине, Шпор в Касселе, Гуммель в Веймаре, Мендельсон в Лейпциге, Рейсигер в Дрездене, Шнейдер в Дессау, Маршнер в Ганновере, Линдпайнтнер в Штуттгарте, Зейфрид в Вене, Лахнер в Мюнхене, Д. Вебер в Праге, Эльснер в Варшаве,
_______

¹Навеяно романом Жан Поля — «Титан». Ред.

² В этих словах, в провозглашении лозунга «чистого» искусства, доступного лишь для «посвященных», раскрывается эстетическое мировоззрение Шумана. Ред.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание