тому времени я вынужден был признаться, что завтракал в половине седьмого утра и что с того момента у меня во рту не было ни маковой росинки. Он тут же прервал работу и приказал подавать обед, но сразу же после него мы снова погрузились в работу и только когда я заметил, что уже опаздываю на последний поезд, он отпустил меня. Я на самом деле чуть не опоздал.
— Мы были первыми исполнителями его Третьей симфонии. Помню, на первой репетиции он сначала сидел рядом со мной, но не успел я опомниться, как оркестром управляло уже два дирижера. Один оркестрант спросил — кого же им слушаться, меня или композитора... Рахманинов остался очень доволен первым исполнением и вскоре приступил к работе над «Симфоническими танцами», которые посвятил Филадельфийскому оркестру. Он присутствовал на генеральной репетиции и на премьере. После концерта он медленно произнес своим низким басом: «В молодости я обожал Шаляпина. Он был моим божеством и когда я писал музыку, он всегда был у меня перед глазами. Теперь Шаляпина нет. Когда я теперь пишу музыку, перед моим мысленным взором возникает ваш чудесный оркестр...»
— Это было незадолго до смерти Рахманинова. Когда он играл с нами в следующий раз, его пальцы уже опухли, и было ясно, что он очень болен. Но играл он так, как только Рахманинов мог играть... Мы едва не плакали, так как знали, что он никогда больше не сможет выступать с нами. Вскоре после этого концерта (1943 год) он скончался в тяжких мучениях. Но он будет вечно жить в сердцах музыкантов Филадельфийского оркестра и всех тех, кто знал и любил его.
— Помню еще, мы как-то играли с Рахманиновым в Ньюарке (Нью Джерси) его Второй концерт. Публика ни за что не хотела успокоиться — аплодисменты все не умолкали. Мы знали, что всем хочется, чтобы он исполнил Прелюдию до-диез минор. А он ее не особенно любил играть. Наконец он обратился к одному из рабочих сцены и грустно произнес: «Маршал, сыграй вместо меня Прелюдию до-диез минор!» Все рассмеялись, и ему все же пришлось играть нелюбимую пьесу.
— Вы просите рассказать, как я пришел в музыку? Как стал дирижером? Я был неплохим скрипачом и давал много концертов после окончания Королевской Академии в Будапеште. В Вене меня услышал американский импрессарио и пригласил в Нью-Йорк. Я лишь потом узнал, что он вовсе не импрессарио, но было уже поздно — я находился в Нью-Йорке. Это было в декабре 1921 года. Меня слушали все крупные менеджеры, все соглашались, что я отличный скрипач, но мне нужна была реклама и хотя бы один концерт в Карнеги Холле. Все это стоило денег, которых у меня не было, поэтому я поступил в Театральный симфонический оркестр на последний пульт, за которым просидел пять дней. Через пять дней счастье улыбнулось: меня сделали концертмейстером! Прошло восемь месяцев, и однажды дирижер вовсе не зная, умею ли я вообще дирижировать, передал мне через сторожа, что мне придется дирижировать на следующем концерте. И я дирижировал, притом без партитуры... Мы исполняли Четвертую симфонию Чайковского. Меня тут же назначили четвертым дирижером. Так началась моя дирижерская карьера. День и ночь я корпел над партитурами, регулярно посещал все репетиции оркестра Нью-йоркской филармонии, где главным дирижером был Менгельберг. Этим оркестром дирижировали и гастролеры — Фуртвенглер, Клемперер, Эрих Клейбер, позднее — Тосканини. Когда Тосканини стал главным дирижером Нью-йоркской филармонии, я не пропускал ни одной его репетиции, и с тех пор я преклоняюсь перед ним и его памятью. Я неизменно посещал и концерты Филадельфийского оркестра, который ежегодно давал в Нью-Йорке десять концертов. Уже тогда я восхищался какой-то особой красотой, особым совершенством звучания, присущими только этому оркестру. В 1926 году я ушел из Театрального оркестра, где к тому времени занимал пост второго дирижера, и стал художественным руководителем Радиооркестра, который превратился позднее в Симфонический оркестр «Коламбиа Бродкастинг Систем».
— Крупнейший американский импрессарио Артур Джэдсон предложил мне контракт на выгодных условиях; с тех пор он ведет все мои дела. Сначала он испытал меня на летних гастролях Филадельфийского оркестра, затем на летних кон-
цертах Нью-йоркской филармонии. Это были мои первые встречи с лучшими оркестрами Америки. В ноябре 1931 года Тосканини, приглашенный на две недели дирижировать Филадельфийским оркестром, телеграфировал из Италии, что у него болит рука и он не сможет приехать в США. Всех крупнейших дирижеров умоляли продирижировать эти две недели, но не было ни одного, кто осмелился бы заменить Тосканини. За два дня до начала репетиции Стоковский наконец решился пригласить неизвестного молодого дирижера из Радиооркестра, но только на два концерта, — оставив за собой право решать вопрос о второй неделе. В пятницу днем состоялся первый концерт; публика и пресса так тепло приняли меня, что мне немедленно предложили остальные два концерта. В тот день, когда я дирижировал вместо Тосканини на первом концерте, Генри Вербрюггена, главного дирижера симфонического оркестра в Миннеаполисе, разбил паралич. Прочитав отзывы о моем дебюте в Филадельфии, дирекция этого оркестра тотчас же предложила мне пост главного дирижера. Я согласился. Таким образом я оказался первым дирижером, получившим дирижерское образование в США и занявшим видное положение в американском симфоническом оркестре.
— Время от времени я гастролировал в Филадельфийском оркестре. Когда в 1936 году Стоковский решил уйти из этого коллектива, его место было предложено мне. Я принял предложение и с тех пор являюсь бессменным руководителем оркестра. Всего лишь год тому назад я подписал самый долгосрочный контракт, когда-либо предложенный дирижеру в США.
— Теперь в нашем оркестре сто семь штатных музыкантов, которые играют все концерты. Обычно у нас четыре — пять концертов в неделю, многие из них даются вне Филадельфии. Наш оркестр много ездит, пожалуй, больше любого другого американского оркестра. Почти никогда мы не бываем все семь дней недели в Филадельфии. Мы играем по крайней мере две программы в неделю, иногда больше. Репетиции идут пять раз в неделю, по два с половиной часа каждая. Мне разрешается только один раз в неделю проводить две репетиции в день, причем каждая длится не более двух часов. Конечно, в день концерта две репетиции не допустимы, как это известно любому разумному дирижеру. Музыканты подбираются только художественным руководителем, — и это вполне закономерно, так как он один отвечает за качество концертов. На вакантное место объявляется конкурс, в котором может участвовать любой член Американской Федерации музыкантов. Во время прослушивания я обычно сижу в зале, а испытание проводит мой помощник. Имя участника конкурса мне неизвестно, я знаю лишь его номер. Таким образом решает здесь не личность музыканта, а его мастерство. По тому, как он реагирует на указания помощника дирижера, я сужу о его пригодности для нашего оркестра. Требования к участнику конкурса мы предъявляем очень высокие, потому что уровень исполнительского мастерства оркестра также высок. Мы берем музыканта на годовой испытательный срок, и если он отвечает всем нашим требованиям, то становится постоянным членом нашего коллектива. Если квалификация кого-либо из музыкантов снижается, дирижер имеет право его уволить, однако это право очень редко используется. Достигнув 65 лет, музыкант уходит на пенсию, размер которой зависит от количества лет, проработанных в Филадельфийском оркестре.
— У каждого нашего музыканта должен быть первоклассный инструмент. В струнной группе желательны итальянские инструменты, и 85% музыкантов имеют их. У молодых музыкантов, поступивших в оркестр, может не оказаться достаточно денег, чтобы приобрести дорогой инструмент; в таком случае Ассоциация Филадельфийского оркестра помогает ему ссудой, которую надлежит выплатить в десятилетний срок. Кроме того, частные лица дарят оркестру инструменты. Я, например, дал свои две скрипки — Балестриерн и Амати, и смычок Турта.
Наш корреспондент сердечно поблагодарил Юджина Орманди за беседу и пожелал ему и его оркестру больших успехов. В заключение Юджин Орманди вновь выразил желание еще раз приехать в Советский Союз и передал искренний привет читателям «Советской музыки».
Запись А. Афониной
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Содержание 3
- «Об исправлении ошибок в оценке опер «Великая дружба», «Богдан Хмельницкий» и «От всего сердца». Постановление ЦК КПСС от 28 мая 1958 года 5
- Путь советской музыки - путь народности и реализма 7
- Музыкальные деятели горячо одобряют решение ЦК 18
- За боевую принципиальную критику 20
- Совещание по вопросам музыкальной критики 37
- Композитор и фольклор 44
- О музыке в кино 51
- Заметки о музыкальном образе 61
- Густав Малер - композитор-гуманист 71
- «Чародейка» в Большом театре 83
- «Охридская легенда» 88
- «Маскарад» Д. Толстого 93
- Песни в фильме 97
- Размышления о прошедшем конкурсе 99
- Славный юбилей певицы 105
- Филадельфийский оркестр в Москве 107
- Путь дирижера 111
- Из концертных залов 115
- Мой друг - наушник 127
- Уральская музыкальная весна 131
- Музыкальный Саратов 134
- В столице Татарии 136
- У ивановских любителей музыки 137
- Хор кронштадтских моряков 138
- Ганс Эйслер - певец рабочего класса 140
- Московские впечатления 145
- Американская опера в Берлине 146
- На родине Шопена 147
- Американская пресса о концертах Э. Гилельса и Л. Когана 148
- В музыкальных журналах (Чехословакия, Болгария, Иран). Письма из зарубежных стран. Краткие сообщения. 152
- Собрание сочинений Здзислава Яхимецкого 159
- Нотографические заметки 161
- Хроника 162