Путь дирижера

(Беседа с Юджином Орманди)

С огромным успехом прошли гастроли Филадельфийского оркестра в Киеве, Москве и Ленинграде. Наш корреспондент беседовал с главным дирижером и художественным руководителем оркестра Юджином Орманди накануне отъезда коллектива из Советского Союза. Ниже приводится содержание беседы.

— Что сказать о нашей поездке? Она была чудесной с первого до последнего дня! Еще в Филадельфии Ефрем Цимбалист говорил мне: «То, что вы увидите в Советском Союзе, превзойдет все ваши самые радужные ожидания». И он был совершенно прав. Нам казалось, что в Бухаресте теплота приема достигла апогея, но на первом же концерте в Киеве это было опровергнуто. И если в Киеве аплодисменты достигли forte, а в Москве fortissimo, то в Ленинграде их можно сравнить с четырьмя forte.

— А ваша публика! Думаю, что выражу мнение всего Филадельфийского оркестра, если скажу, что публика у вас одна из лучших в мире. Сколько теплоты, сердечности и гостеприимства у ваших слушателей, сколько понимания и тонкого восприятия музыки, сколько требовательности к исполнению!

— То, что мы увидели в Киеве, Москве и Ленинграде, заставило нас полюбить эти города, хотя у нас, к сожалению, было очень мало свободного времени. И все же мы ознакомились с замечательными историческими памятниками Киева, наслаждались величием Днепра, восхищались редкими сокровищами, собранными в Оружейной палате Кремля, прекрасными архитектурными памятниками в Ленинграде, полотнами Эрмитажа и несравненной красотой фонтанов Петродворца. Когда меня спрашивают, хотели бы мы снова приехать в Советский Союз, мой ответ звучит: «Только пригласите!»

— К сожалению, в Москве мы не смогли побывать ни в одном театре из-за недостатка времени, но этот пробел был частично восполнен исключительно теплыми встречами с композиторами Тихоном Хренниковым, Арамом Хачатуряном, Дмитрием Кабалевским, и эти встречи всегда останутся в нашей памяти. В Киеве нам удалось присутствовать на генеральной репетиции балета М. Скорульского «Лесная песня»; и постановка, и танцы произвели на нас огромное впечатление. В Ленинграде мы видели балет Хачатуряна «Спартак», и мне кажется, что его постановщик — балетмейстер Л. Якобсон просто гениален. Особенно меня поразило то, что все исполнители, даже самых скромных ролей, являются одновременно и прекрасными танцорами, и замечательными актерами.

— Мы всегда знали, что музыкальное искусство у вас на большой высоте, судя хотя бы по таким замечательным артистам как Гилельс, Ойстрах и Коган, которых мы имели счастье слушать в Америке. Теперь же мы убедились в том, что это относится и к другим видам искусства.

Для меня все советские музыканты, посетившие Америку, являются представителями наивысшего исполнительского мастерства. Гилельс приехал первым, и между нами сразу же установилась искренняя дружба. Он взял приступом и американскую публику, и искушенных в искусстве музыкантов. Затем приехал Ойстрах и повторилось то же самое. Настоящая дружба возникла не только между Ойстрахом, Гилельсом и семьей Орманди, но и между ними и американскими музыкантами, американскими критиками и американской публикой. После них приехал Леонид Коган, и ему сопутствовал такой же успех, как и первым двум посланцам Советского Союза. Со Святославом Рихтером я встретился только здесь, и убедился, что это тончайший, всестороннейший музыкант и один из величайших пианистов нашего времени. Мне очень хотелось бы увидеть в США всех их, а также и Ростроповича. Ну, а если они приедут, то обязательно, должны выступить с Филадельфийским оркестром.

— Кого из русских и советских композиторов мы исполняем? Если я назову Мусоргского, Бородина, Глинку, Чайковского, Римского-Корсакова, Глазунова, Ипполитова-Иванова, конечно — Рахманинова, из советских композиторов — Глиэра, Прокофьева, Шостаковича, Кабалевского, Хренникова и Хачатуряна, то этим еще не будет исчерпан список имен. Думаю, что одну треть

наших программ занимают произведения русских и советских композиторов. Я только что сказал — конечно, Рахманинова... Я хорошо знал его и очень любил. Впервые я познакомился с ним в 1931 году, будучи главным дирижером симфонического оркестра в Миннеаполисе. Мне, молодому тогда музыканту, предстояла встреча с великим артистом, перед которым трепетали все дирижеры. Через две недели он должен был играть с нами свой Второй концерт, которым я никогда до этого не дирижировал. Я написал ему и просил уделить всего лишь полчаса, чтобы вместе перелистать партитуру. Он немедленно пригласил меня, и я совершил довольно длительное путешествие из Миннеаполиса в Нью-Йорк. (Жил он тогда в очень скромной квартире на Вест-Энд Авеню. Русская экономка открыла мне дверь и провела в его спальню, где рядом с простой никелированной кроватью стоял великолепный Стенвей. Он сел за рояль и сыграл вступительные аккорды. В том месте, где должен вступить оркестр, он остановился, встал и преспокойно заявил: «Ну — и так далее...» И с этим я уехал домой! Из-за этого я проделал весь длинный путь из Миннеаполиса! Зато к его приезду в Миннеаполис я выучил партитуру наизусть и на репетиции ни на мгновение не спускал глаз с его рук. Мы сыграли весь Концерт без остановки. В конце каждой части он произносил лишь одно слово «спасибо», и я так и не узнал до конца, доволен он мною или нет. После репетиции инспектор оркестра услыхал, как Рахманинов говорил своей супруге, что впервые в жизни смог сыграть это произведение не остановившись ни разу во время репетиции. Концерт прошел очень хорошо. После этого между великим музыкантом и мною возникла теплая дружба. Когда Леопольд Стоковский ушел из Филадельфийского оркестра, именно Рахманинов и Фриц Крейслер в своем письме на имя президента оркестра поддержали мою кандидатуру на освободившееся место. И я убежден, что их рекомендация во многом способствовала назначению.

— Помню, когда в сезоне 1933–34 годов, еще в Миннеаполисе, Рахманинов играл с нами свои Вариации на тему Паганини, мы тоже ни разу не остановились во время репетиции. В одной из вариаций пианист играет без сопровождения оркестра. Как только Рахманинов начал эту вариацию, я сразу услыхал, что играет он совсем не то, что написано в нотах. В это мгновение я проклинал свой абсолютный слух. Вариация эта короткая, но мне казалось, что она длится уже целую вечность, а потом... он обязательно убьет меня. Наконец он поднял на меня взор и тихо сказал: «Вступайте же ради бога!» Я ввел оркестр, Рахманинов безошибочно продолжил вариацию. До конца концерта пот лил с меня градом, — я был убежден, что во всем виновен только я и что Рахманинов расправится со мною на виду у всей публики. После концерта я хотел убежать со сцены, но он спокойно встал и сказал: «Извините, пожалуйста, объясню потом». Тут я понял, что не я виноват... Оказывается, за недели полторы до этого один его друг исполнял в Лондоне эти же Вариации и попросил автора послушать. «Я никогда не слушаю собственные произведения», продолжал Рахманинов, «но он так настаивал, что мне ничего больше не осталось, как подчиниться. Дойдя до этой вариации, мой друг сбился. Сегодня, перед той же вариацией я сказал себе: надеюсь, это не случится со мною — и тут же сбился. Спасибо, что вы спасли меня!»

— Когда Рахманинов закончил свою Третью симфонию, он пригласил меня как-то в воскресенье отобедать у него на даче. Из Филадельфии нужно ехать четыре часа поездом, чтобы добраться до Лонг Айленда, где он тогда жил. Я позавтракал чуть свет, и когда приехал к нему, снова проголодался. Его экономка встретила меня словами: «Торопитесь, пожалуйста, барин уже ждет вас в кабинете!» Увидав меня, он воскликнул: «Идите же сюда! Помогите мне со штрихами, ведь вам известно, что я неважно знаю струнные». Я бросил взгляд на партитуру и заметил престранные штрихи. Нравятся ли они мне, — спросил он. Я ответил, что штрихи замечательные, но очень трудные для музыкантов оркестра и в свою очередь спросил: «Кто вам разметил эти штрихи?» Ответ был короток: «Фриц». (Крейслер). Я невольно улыбнулся. «Господин Рахманинов, — сказал я, — «если мои музыканты сумеют играть по этим штрихам, то выходит, что в оркестре шестьдесят семь Крейслеров». Мы оба искренно рассмеялись и до шести вечера работали без передышки. К

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Путь дирижера

Содержание