Выпуск № 7 (236) | 1958 - страница 11

логического, иногда, быть может, этического плана, частично же, и в большой мере, в тех условиях, в которые поставлена у нас музыкальная критика и которые не дают ей возможности занять надлежащее место в развитии искусства.

Критика и анализ

У нас до сих пор еще не преодолено в корне ошибочное принципиально и приносящее вредные плоды на практике разделение задач музыкальной науки и критики. Сферой науки признается детальное, углубленное изучение музыкальных явлений, на долю критики при таком подходе остается высказывание оценочных суждений. Но если из научного анализа исключается эстетически-оценочный момент, то он неизбежно приобретает объективистский, бескрыло-описательный характер. С другой же стороны, любые оценки и приговоры, не подтвержденные анализом конкретного художественного материала, — в каком бы категорическом тоне они ни произносились, — останутся голословными, бездоказательными и субъективно-произвольными. Критика в подобном ее понимании превращается в некий облегченный вид журнальной деятельности, стоящий где-то на грани между примитивным репортажем и дурной фельетонной манерой.

К сожалению, обе эти крайности существуют у нас не только теоретически, но и вполне реально. Немало еще появляется сухих гелертерских работ без всякой руководящей идеи, цель и назначение которых не ясны самим авторам, несмотря на то, что в них сказывается часто достаточный уровень музыкально-теоретических знаний и уверенноевладение средствами формального анализа. Такие работы пишутся иногда (причем за последние годы все чаще!) и на современные темы. Столь же бесплодным является и обладающий порой внешними признаками остроты, но по существу дешевый и поверхностный тип «музыкального писательства», неправомерно выдаваемый за критику.

По-настоящему авторитетной и убедительной критика может быть только при соединении высокой идейной принципиальности и страстности суждений с объективной научностью подхода и требовательностьюэстетических оценок. Строгий научный анализ, детально взвешивающий все достоинства и недостатки произведений, отнюдь не противоречит боевой публицистичности тона. Весь опыт передовой демократической критики прошлого, высказывания о литературе и искусстве классиков марксистско-ленинской теоретической мысли блестяще подтверждают возможность и органичность такого сочетания.

«В обширном значении, критика есть то же, что "суждение"», — писал Белинский, подчеркивая важность критики философской, аналитической, всесторонне исследующей каждое произведение со стороны его содержания и формы, выясняющей, под влиянием каких жизненных стимулов было оно создано художником, каково его отношение к действительности. «Теперь, утверждал Белинский, — вопрос о том, что скажут о великом произведении, не менее важен самого великого произведения. Что бы и как бы ни сказали о нем, — поверьте, это прочтется прежде всего, возбудит страсти, умы, толки. Иначе и быть не может: нам мало наслаждаться — мы хотим знать; без знания для нас нет наслаждения. Тот обманулся бы, кто сказал бы, что такое-то произведение наполнило его восторгом, если он не отдал себе отчёта в этом наслаждении, не исследовал его причин»¹.

_________

¹ В. Г. Белинский. Собр. соч. в 3-томах. М., 1948, т. II, стр. 348–349.

Белинский со всей решительностью выступает здесь против чисто эмоционального, романтически-безотчетного восприятия искусства, за сознательное, вдумчиво-критическое отношение к нему.

Об этих его высказываниях стоит сейчас напомнить, потому что среди некоторой части музыкантов распространено недоверчивое и неприязненное отношение к анализирующей критике, тщательно исследующей произведение во всех его составных элементах. Им кажется, что такой рассудочный анализ умерщвляет художественное произведение, лишает его живого одушевляющего начала. При этом ссылаются часто на известные слова пушкинского Сальери:

Звуки умертвив,
Музыку я разъял, как труп. Поверил
Я алгеброй гармонию...

Но вина Сальери и вместе с тем источник его трагедии не в том, что он «поверил гармонию алгеброй» — это бывает необходимо не только в теории, но и в творчестве, — а в том, что искусство, музыку он подменил ремеслом и превратил в фетиш, противопоставил ее всем жизненным интересам, принёс ей в жертву естественные человеческие радости, любовь и дружбу. Именно такую эгоистическую любовь к искусству ради самого искусства, роковой отрыв его от жизни обличает Пушкин в созданном им зловеще трагическом образе. Нельзя сомневаться, что Пушкин, который был сам замечательным критиком и исследователем, очень хорошо понимал и оценивал роль художественного анализа.

Тем же, кто видит в объективно-научной аналитической критике нечто противоречащее непосредственности художественного акта, мы ответим снова словами Белинского, который, как никто другой, умел соединить трезвость критического подхода с живым и ярким образно-эмоциональным постижением искусства: «Мы сказали, что разум тогда только признает известную истину, учение или явление, действительными, когда находит в них себя, как содержание в форме. Для этого ему только один путь и одно средство — разъединение идеи от формы, разложение элементов, образующих собою данную истину или данное явление. И это действие разума отнюдь не отвратительный анатомический процесс, разрушающий прекрасное явление для того, чтобы определить его значение. Разум разрушает явление для того, чтобы оживить его для себя в новой красоте и новой жизни, если он найдет себя в нем. От процесса разлагающего разума умирают только такие явления, в которых разум не находит ничего своего и объявляет их только эмпирически существующими, но не действительными. Этот процесс и называется «критикою»¹.

Итак, анализ, то есть разложение явления на составляющие его элементы и детальное исследование их связей и взаимоотношений, может быть опасным только для произведений слабых, ложных, поверхностно отображающих жизнь или таящих в себе неразрешимые внутренние противоречия. В подлинно же значительных явлениях искусства самый суровый и скрупулезный критический анализ будет непрестанно открывать новые стороны, находить новые ценные черты, быть может, ускользающие от глаза и слуха при непосредственном созерцании или слушании, но важные для полного, всестороннего постижения всей глубины творческого замысла и силы его художественного воплощения.

Такое понимание критики, как серьезного, углубленного анализа, а не только голого отрицания или восхваления, требование строгой научной обоснованности всех суждений и оценок отстаивалось и выдаю-

_________

¹ Там же, стр. 347.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание