Выпуск № 7 (224) | 1957 - страница 50

Анализ «Записки» приводит к выводу, что фраза эта появилась необъяснимо и незакономерно. Она словно вставлена в основной текст после его написания. Дело в том, что «Записка» составлена Даргомыжским в строго последовательном, хронологическом порядке. Фраза о 1866 годе вторгается в описание событий конца пятидесятых годов. Самое же существенное то, что она выпадает из хронологических границ всей автобиографии. Последний абзац «Записки», на котором она прерывается, относится к началу шестидесятых годов (1863–1864 гг.): «После оперы "Русалка" написал я много отдельных вокальных пьес и начал было русскую волшебно-комическую оперу; но теряя надежду на какуюлибо поддержку со стороны Дирекции театров, я бросил писать оперу и обратился к сочинениям симфоническим, которые со временем могут быть исполнены за границей»¹.

Обо всем этом — об отношении к нему дирекции театров, об оставлении начатой оперы и, наконец, об обращении к сочинению симфонических произведений — Даргомыжский писал еще в письме к Н. Кукольнику 4 февраля 1863 года. Решение отправиться за границу для исполнения там своей музыки окончательно созрело у композитора после смерти отца, в апреле — мае 1864 года. Выехал он из Петербурга в начале ноября того же 1864 года.

Таким образом, Даргомыжский писал свою автобиографию до ноября 1864 года². Каким же образом, при строгой хронологической выдержанности «Записки» Даргомыжского и окончании ее предположениями, не переступающими 1864 год, могла попасть в ее текст фраза о событии конца 1865 года, то есть происшедшего спустя полгода после возвращения Даргомыжского из-за границы?

Отсутствие этой фразы в обеих публикациях Кюи, владевшего автографом, указывает на то, что ее не было в рукописи композитора и что она была вставлена позже, в печатный текст, по свежим следам успешного возобновления «Русалки». Быть может, вписал эту фразу А. Серов во время подготовки автобиографии к опубликованию в «Музыке и Театре».

Это разночтение между изданиями Кюи и Финдейзена — не единственное. Имеется и ряд других, более мелких. Все они усиливают впечатление большей достоверности публикации Кюи, тем более, что только он делает прямое указание на хранившуюся у него подлинную авторскую рукопись, в то время как Финдейзен источника своего варианта не указывает.

Какова же основополагающая мысль, которая вызвала к жизни автобиографию Даргомыжского и которая пронизывает всю «Записку»?

Сжатость, конспективность изложения, отсутствие автобиографических подробностей особенно подчеркивают основной характер документа, его целенаправленность.

Композитор стремился в первую очередь рассказать историю его мучительной и неравной борьбы с дирекцией казенных театров и стоявшими за ее спиной придворными кругами за право постановки своих опер на императорской сцене.

Первая половина «Записки» посвящена последовательному описанию того, как формировался интерес Даргомыжского к серьезному музыкальному творчеству, какие трудности и препятствия он встречал на этом пути, как, пользуясь советами и примером чутких друзей и главным образом

__________

¹ Цитирую по «Ежегоднику императорских театров», 1909, III, стр. 50–51.

²Следовательно, указание В. Стасова (в «Русской старине»), что «Записка» была составлена композитором весной 1866 года, очевидно, ошибочно.

Глинки, он, в сущности, самоучкой достиг той степени профессионализма, которая позволила ему приступить к музыкально-драматическому творчеству. И вот отсюда следует основная часть автобиографии. Шаг за шагом развертывается картина его изнурительной борьбы с официальным равнодушием, враждебностью, бюрократическим безразличием к его произведениям. Дирекция театров находила изощреннейшие способы для того, чтобы отвести, затормозить постановку той или иной оперы Даргомыжского, а поставив, дискредитировать произведение бессмысленными купюрами, жалким оформлением, плохими исполнителями или показами оперы в глухие месяцы сезона. Такова судьба «Эсмеральды», «Торжества Вакха» и даже «Русалки». И как поистике трагически звучат последние строки этого жизнеописания, написанные рукою сломленного неравной борьбой художника: «... Нахожу благоразумным с моей стороны уступить в этой неравной двадцатилетней борьбе и, пока еще есть время, обратить свою деятельность к другим целям».

Такова ведущая мысль автобиографии Даргомыжского. Она могла побудить композитора взяться за перо, когда длительная история с непризнанием его оперного творчества достигла своего апогея. Так именно и было в 1863–64 годах, к которым и относится написание «Записки». В начале шестидесятых годов фактически ни одна опера Даргомыжского не шла на сцене — ни в Петербурге, ни в Москве. Сам композитор отмечает с эпической простотой в автобиографии: «При перестройке Мариинского театра [он был открыт в начале шестидесятых годов. — М. П.], имя мое вычеркнуто между русскими композиторами в фойэ театра».

Однако отношение Даргомыжсксуо ко всему этому не было столь эпически спокойным, как может показаться при чтении «Записки». Он мучительно переживал судьбу своих опер и с болью писал об этом в письмах к различным друзьям (Л. Кармалиной, Н. Кукольнику и др.).

Такова обстановка, в которой возникла автобиография Даргомыжского. В изображении борьбы композитора с дирекцией театров — основной ее пафос.

Несмотря на краткость, автобиография Даргомыжского изобилует интересными и разнообразными фактами, представляющими ценнейший источник для биографа.

Однако, пользуясь этими данными «Записки», исследователь должен проявить осторожность. Внимательное чтение автобиографии приводит к выводу, что память изменяла Даргомыжскому и некоторые даты, отмеченные в ней, приблизительны или неточны. Все издатели этого документа оставили эти неточности без исправления. А Н. Финдейзен усугубил их еще многими ошибочными комментариями. Эти ошибки повторяются авторами многих книг и статей о Даргомыжском.

В начале «Записки» Даргомыжский указывает, что имение его родителей находилось в Смоленской губернии. Финдейзен в примечании уточняет: «в Смоленской губ., Юхновского уезда». В действительности поместья Даргомыжских находились в двух уездах — в Юхновском и Вяземском. Их перечисляет по документальным материалам А. Зверинский в своей статье: «Новое о прошлом. — К биографии А. С. Даргомыжского» («Современник», 1913, книга 10-я, стр. 259–264). В той же сноске Н. Финдейзен указывает, что отец композитора был незаконным сыном графа Рибопьера и что «свою фамилию он получил по имени села Даргомыжсксе, Смоленской губ». В названной статье А. Зверинского устанавливается, что С. Даргомыжский не был сыном Рибопьера, а был записан сыном помещика Николая Ивановича Строева, который «был женат на до-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание