Выпуск № 11 | 1956 (216)

ки объявленных передач, — замечает он, — ведь очень часто концертное выступление, скажем, объявленное на 22 часа, могут передать двумя часами раньше или часом позже, а иногда и вообще не передать...»

Автор обращает внимание на то, что раньше вторая программа передавалась два раза в неделю по определенным дням, а теперь «ее передают, когда соизволят и сколько захотят, — один или два раза». И притом, «что за передачи идут по второй программе! — с горечью пишет К. Владимиров. — Весь июль по ней шли те же старые фильмы»... Тут же приводится пример: в программе передач за неделю (с 6 по 12 августа) телезрителям предлагалось посмотреть десять фильмов, большей частью старых! И это в те дни, когда в культурной жизни столицы происходило много интереснейших событий, когда выступали здесь многие гастролирующие мастера искусства! Не мудрено, что телезрители называют московский телецентр «кинотеатром повторного фильма»...

«Нельзя дальше мириться с тем, — говооится в статье «Советской России», — что телевизионные программы составляются холодными руками людей, не желающих удовлетворять духовные запросы зрителей, не уважающих ни себя, ни тех, для кого они работают, не делающих никаких выводов из той справедливой критики, которая вот уже несколько лет раздается в их адрес». Но если глухи к сигналам печати работники телевидения, то будем надеяться, что их услышат в Министерстве культуры СССР.

Нужны самые решительные меры для того, чтобы сделать телевидение подлинным воспитателем художественных вкусов масс.

А. Моров

 

По страницам газеты «Советский артист»

Когда перелистываешь страницы газеты «Советский артист» (орган партийного комитета, месткома, комитета BЛKCM и дирекции Большого театра Союза ССР), трудно поверить, что это только местная многотиражка. На первый взгляд газета производит солидное впечатление: обилие материалов, разнообразие разделов, большой корреспондентский актив, неплохо поставленный отдел иллюстраций, продуманная верстка...

Газета регулярно освещает жизнь театра, следит за подготовкой новых спектаклей, не упускает из поля зрения дебюты молодых артистов. Нередки в ней интересные теоретические статьи, материалы по истории оперы и балета, выступления мастеров о зарубежных гастролях, о текущих делах театра. Удивляться всему этому не приходится: в ноябре 1956 года «Советский артист» вступил в двадцать четвертый год существования.

Все это так. Именно поэтому не следует обходить существенные дефекты в работе «Советского артиста».

Начнем с примера, который мог бы на первый взгляд показаться незначительным. В № 14 газеты за этот год целая полоса посвящена артистам Большого театра, удостоенным почетных званий РСФСР. В их числе молодой солист оперной труппы А. Огнивцев. Его творческой характеристике посвящена небольшая статья Е. Иванова. Все сказанное в статье не позволяет даже заподозрить, что в деятельности А. Огнивцева есть какие-либо недостатки.

Каково же удивление читателя, когда в следующем номере той же газеты он узнает из отчета об общетеатральном партийном собрании, что «солист оперы А. Огнивцев, будучи в творческой командировке, вел себя недостойно». «Почему мы не доведем до сведения соответствующих организаций, — говорится в отчете, — что этот человек недостоин такой чести, т. к. позорит звание советского артиста». Таким образом, редакция поместила в соседних номерах не только противоречащие, но и исключающие друг друга оценки. У газеты оказалось в запасе, если можно так выразиться, два мундира: парадный, надев который, газета вознесла А. Огнивцеву хвалу, и повседневный, более приличествующий для произнесения суровых слов осуждения.

Эпизод этот, к сожалению, не случаен в деятельности газеты. В связи с окончанием прошлого сезона редакция посвятила всю первую полосу изложению доклада дирек-

тора Большого театра тов. М. Чулаки на общем собрании работников театра (№ 26 от 27 июня). Остановимся сперва на частностях:

«Мы всегда хвалим, и справедливо, наш оркестр, — сказал М. Чулаки, — но я хочу обратить внимание не столько на его сильные стороны, сколько на слабые. Не все группы в нем равноценны. В группе контрабасов, например, порою слышится не очень чистая интонация. Не на должной высоте читка с листа. Строй оркестра у нас, хотя и довольно чистый, но не идеальный. Причиной этого в известной мере является изношенность инструментов. Всем этим следует заняться.»

Мы полностью присоединяемся к мнению тов. Чулаки о том, что оркестр театра хорош. Но исчерпывается ли список претензий к оркестру тем, о чем, устами директора театра, сказала газета? Обратимся вновь к страницам «Советского артиста».

В № 30 (21 сентября 1955 г.) помещена перепечатанная из стенной газеты «Камертон» заметка группы артистов — исполнителей на ударных инструментах. В ней говорится, что «ксилофон находится в таком состоянии, что не может быть и речи о строе в 440 колебаний в секунду и о хорошем качестве звучания. Изношены и другие ударные инструменты. «Там-там» разбит, настоящих пружин для маленького барабана нет, вместо резиновых подкладок для ксилофона мы пользуемся пучками соломы. Качество «тарелок» не отвечает высоким требованиям нашего оркестра...»

В № 15 (11 апреля 1956 г.) мы вновь находим статью, перепечатанную из «Камертона», — отчет о производственном совещании струнной группы оркестра. «Артист С. Калиновский, — рассказывается в отчете, — заметил, что не на всех спектаклях оркестр звучит хорошо... Исполнитель должен слышать все группы оркестра, держаться ансамбля, выполнять штрихи, соблюдать их единство, нюансы, указанные дирижером». Подобного рода элементарные советы были бы вполне уместны в самодеятельном коллективе. Но если они адресуются такому коллективу, как оркестр Большого театра, — это свидетельствует о серьезном неблагополучии. Артист А. Трахтенберг сигнализировал, что в оркестре «наблюдается потеря чувства меры, культурности в манере исполнения... Легкомысленно относятся к делу некоторые артисты оркестра, им, если можно так выразиться, недостает музыкальной совести».

Через два месяца, в перепечатанной из того же «Камертона» заметке под знаменательным заголовком «Принято, но не осуществлено» (№ 23), газета напоминает о мартовских производственных совещаниях в оркестре. И тогда говорилось, что строй оркестра «зачастую оставляет желать лучшего», что «многие концертмейстеры перестали бороться за чистоту строя, ограничиваются формальной настройкой, да и то не всегда делают это по камертону».

Итак, выясняется, что действительная картина состояния оркестра несколько отличается от той, которую мы находим в цитированном выше абзаце из доклада директора театра. Но, подводя итоги закончившемуся сезону, редакция нашла нужным выступить перед читателями в «парадном мундире»; она предоставила полосу изложению директорского доклада, а своего мнения не высказала.

Подобного рода нерешительность и склонность к компромиссам газета проявляет и в более важных случаях. Просматривая номера газеты за прошлый сезон, мы убеждаемся, что качество текущих спектаклей — больное место в деятельности театра. В ноябре 1955 года (в № 40) «Советский артист» писал об из рук вон плохом состоянии спектаклей «Демон» и «Чио-Чио-Сан», а три месяца спустя дирижер А. Мелик-Пашаев с чувством глубокой тревоги говорил: «Почему же некоторые наши спектакли, прозвучав на соответствующем академическом уровне два-три первых представления, теряют затем тонус, вянут, сереют, превращаясь постепенно в продукт холодного ремесла? Разве о наших спектаклях зритель судит только по первым представлениям и торжественным дням?»

А. Мелик-Пашаева нельзя упрекнуть в сгущении красок. В передовой статье № 12 газеты (20 марта 1956 г.) говорится: «Мы наблюдаем падение творческой дисциплины среди части артистов, потерю чувства ответственности и требовательности у руководителей постановок». В той же статье приводятся отзывы дирижера К. Кондрашина о трех спектаклях «Лакме»: «Первый спектакль в сезоне мог бы пройти более чисто в музыкальном отношении. Нечисто пела М. Звездина, небрежно — Г. Большаков.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет