жизни богатырский образ, художник постепенно уводит его, погружаясь а спокойное, мудрое раздумье.

Прелюдия и фуга си-бемоль минор также отмечены национальным колоритом. Тема прелюдии — протяжная русская песня — изложена в нескольких вариациях. Сопровождение прозрачно и выразительно. Трехголосная фуга — Adagio — высокое поэтическое откровение. Приволен рисунок темы — наигрыш свирели, к которому, незаметно вплетаясь в него, присоединяются голоса. Фуга прозвучала во всем богатстве орнаментики и вместе с тем покоряюще просто.

Играя прелюдию фа минор, Т. Николаева подчеркивает строгость мелодики, а в четырехголосной фуге добивается постепенности развития песенной темы. Много настроения было проявлено в мажорном просветлении, заключающем фугу.

Одухотворенно и с огромным подъемом исполняя венчающие цикл монументальные прелюдию и фугу ре минор, пианистка показала общность фуги с финалами симфоний Д. Шостаковича. Ослепительно ярко прозвучало заключение фуги — славление жизни.

В полифоническом цикле нашли отражение не только эпически величавые образы. Содержание прелюдий и фуг необычайно разнообразно. В музыке воплощены и столь характерный для автора мир философских раздумий, и пафос борьбы, кипение страстных чувств, и живые интонации юмора, детски беспечные сценки.

Глубокой человечностью захватывает музыка прелюдии си минор. Выполняя авторское указание — forte espressivo, Т. Николаева стремится «пропеть» прелюдию, избегая ударности и скульптурно-выразительно сопоставляя крайние регистры. Тема сумрачно-суровой четырехголосной фуги содержит два образа. Певучая настороженная мелодия сменяется «крадущейся» фигурой, определяющей все дальнейшее развитие. Это ритмическое остинато, поражающее упорством и неколебимостью, создает ощущение трагической предопределенности. С большой силой было передано настроение произведения — безнадежность и сердечная боль.

В прелюдии фа-диез минор запечатлены типичные для многих сочинений Д. Шостаковича иронические интонации. Т. Николаева играет прелюдию, как жанровую картину, полную острого юмора. Особенно удалось пианистке непрерывное движение восьмых staccato. В основе фуги, прозрачной по фактуре, — непрерывно повторяющиеся фразы почти речевой выразительности. Тема сперва звучит, как жалоба, а в развитии приобретает характер ласкового увещевания. Фуга дает богатые возможности для сопоставления тембров и красок. В репризе превосходно использованы имитации; мы слышим здесь несколько различных звуковых планов.

Средний раздел прелюдии ля-бемоль мажор близок детским песням Мусоргского. Музыка дышит человечностью, простотой. Добродушно звучит и основная мелодия. Чудесная смена гармоний в заключении прелюдии подобна игре светотени. Мир детских игр раскрывается в четырехголосной фуге. Ее тема — наивная песенка. Фуга длинна, но слушатели не замечают этого. Чутко, с разнообразными оттенками ведет повествование исполнительница, сохраняя общий радостный тон.

Светлым ощущением жизни проникнута и трехголосная фуга соль мажор. Здесь развитие увлекательно, как спортивная игра, дающая волю человеческой ловкости, силе, смелости движений. Характерные акценты, выразительные staccatissimo, контрасты звучаний — все это проносится, как в вихре, и в то же время восхищает стройностью рисунка. В заключении движение «усмиряется» неожиданно вторгающимся басовым ля-бемоль. Т. Николаева исполнила эту фугу с законченностью и увлечением.

При всей яркости интерпретации все же были моменты, когда хотелось поспорить с артисткой. Д. Шостакович сопроводил текст тщательными указаниями оттенков и метрономически обозначениями. Однако, по мнению композитора, «автор не должен быть диктатором». Исполнитель вправе, раскрывая авторский замысел, ввести в него дополнительные штрихи. Т. Николаевой следует совершенствовать исполнение прелюдий и фуг, расширить палитру звучания, стремиться к более выразительной тембровой окраске голосов. Несомненно, ее трактовка многих фут обогатится в дальнейшем и более глубоким психологи ческим подтекстом.

Некоторые пьесы были сыграны преувеличенно быстро. Так, оказалась скомканной из-за слишком быстрого движения двухголосная фуга ми мажор, а между тем она написана в стиле клавирной музыки XVIII века. Основная задача здесь — четкость и ровность очертаний. Не было передано настроение фуги — упоенность движением при сохранении полной гармонии, равновесия. Напевную тему трехголосной фуги ми-бемоль минор следовало, как нам кажется, играть более медленно. Тогда рельефнее выявился бы образ полифонической пьесы-картины.

Иногда исполнение было лишено поэтичности. Как четкий танец-менуэт, играет Т. Николаева прелюдию ре мажор с ее непрерывно звучащими аккордами aрпеджиато. На этом фоне звенящих гармонии разворачивается повествование, полное переливов красок и звучаний. Когда мелодия излагается в верхнем регистре, она как бы «парит» в высоте... Несомненно, авторским текст позволяет исполнять прелюдию в ином плане, как лирическое раздумье.

Весь цикл Татьяна Николаева провела с большой силой убеждения. Эти два концерта — значительный этап на творческом пути артистки.

К. Аджемов

Заметки о скрипачах

Михаил Вайман

Несмотря на молодые годы, М. Вайман уже вполне зрелый, мыслящий художник с ярко выраженной творческой индивидуальностью. Можно не соглашаться порой с его трактовкой, но никогда нельзя обвинить его игру в сухости. Свободно владея всеми элементами скрипичной техники, Вайман — прежде всего артист, музыкант. В его сольном концерте (8 октября, Малый зал консерватории) особенно выразительно были сыграны Первая соната и Пять мелодий Прокофьева. Эти произведения, невзирая на их сложность, были прослушаны с неослабевающим вниманием.

«Доходчивость» игры Ваймана объясняется обаянием его творческого облика, теплотой, певучестью звука. Природная музыкальность и тонкое художественное чутье помогают ему разумно использовать богатую звуковую палитру. Хочется лишь предостеречь талантливого музыканта от чрезмерного, иной раз, любования своим красивым звуком. Это особенно относится к исполнению классической музыки (например, Чаконны Баха). Если артист преодолеет пестроту темпов, устранит излишние ritenuto и ферматы, достигнет большей простоты и классической строгости — мы уверены, что Чаконна прозвучит у него превосходно.

В «Цыганке» Равеля было много примечательного, в частности исполнение коды. Хорошо были сыграны «на бис» два Венгерских танца Брамса.

Постоянная партнерша Ваймана М. Карандашева — также музыкант с ярко очерченным характером. В смысле ансамбля многое в их игре было образцовым. Именно в такой камерной программе оказалась особенно уместной столь своеобразная «инициативная» передача фортепианной партии. При этом талантливой пианистке все же не следует забывать о главном в ансамбле: о соотношении звучности скрипки и рояля, в особенности в тех случаях, когда скрипач играет piano.

Сравнивая этот концерт с прошлогодним выступлением Ваймана, можно сказать, что художественные образы в его передаче стали ярче, звук сочнее, мастерство отточеннее. Слушатели с интересом ждут новых работ ленинградского скрипача.

Юлиан Ситковецкий

За последнее время Ю. Ситковецкий показал себя выдающимся виртуозом. На концерте 2 октября в Большом зале консерватории он снова блеснул техническим мастерством в отлично сыгранной Пятой сонате Изаи. Эта Соната, редко исполняющаяся у нас (мы преимущественно слышим Третью и Шестую), видимо, очень по душе Ситковецкому. Он нашел в Сонате много новых красок, тонких деталей. Интересно прозвучала и Сонатина Бела Бартока, в которой скрипач убедительно выявил венгерский народный колорит.

К сожалению, он не сделал этого в рапсодии Равеля «Цыганка», которая очень выиграла бы при более рельефном подчеркивании элементов народной песни и танца. «Цыганка» постоянно включается в программы ведущих советских скрипачей. Эта рапсодия — благодарная канва для творческой фантазии артиста. Увлекаясь чрезмерной быстротой темпа, Ситковецкий не обратил внимания на ценные авторские указания. Например, в первой части «Цыганки» — речитативе им были опущены паузы, что сказалось на выразительности этого эпизода.

В красиво сыгранной Фантазии Шумана Ситковецкий тщательно отделал и эффектно преподнес чисто виртуозные эпизоды, другая сторона произведения — одухотворенная, поэтичная, романтическая — осталась затененной, отодвинутой на второй план. Склонность к быстрым темпам проявилась и в исполнении Сонаты ля минор Баха. Здесь скрипачу не удалось достичь плавности, ровности звучания в кантилене. В фуге недоставало разнообразия красок, динамических оттенков. Наполненная глубоким философским содержанием, гениальная в своей величественной простоте, третья часть совсем не была раскрыта Ситковецким, игравшим ее в быстром темпе. Слишком быстрым оказался и темп финала.

Мы иногда наблюдаем у наших молодых виртуозов тенденцию все играть во что бы то ни стало «здорово», т. е. громко, быстро и с преувеличенным пафосом. Однако трактовка классичеокой музыки требует большего внимания к внутреннему ее содержанию. Музыкант должен «войти в образ», следовать за каждой извилиной творческой мысли композитора. Это придаст исполнению силу убеждения. Хотелось бы, чтобы творческое начало в интерпретации Ситковецкого развивалось, чтобы его дарование засияло с наибольшей яркостью.

Ф. Бауэр впервые выступила в Большом зале консерватории, аккомпанируя в сольном концерте скрипача. Отличное начало. В Сонате Брамса у нее было много интересных исполнительских мыслей. Достойно похвалы ее исполнение фортепианной партии в Сонатине Бартока и «Цыганке» Равеля.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка