Выпуск № 4 (197) | 1955 - страница 5

ного писателя-коммуниста: «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…»

В своей Симфонии Л. Ходжа-Эйнатов соприкоснулся с героической тематикой (хотя в целом это произведение не может быть отнесено к жанру героического симфонизма). Героика нашего времени, славные подвиги советского народа в борьбе за Родину, за мир, за коммунизм пока еще очень мало и робко отражаются в советской симфонической музыке. Мы находим героические образы в Седьмой симфонии Д. Шостаковича, в первой части Шестнадцатой симфонии Н. Мясковского, в Пятой симфонии С. Прокофьева, в Первой симфонии В. Мурадели; эти и некоторые другие произведения продолжили традицию эпических повествований о славе родной земли, о славе ее героев. Все же героический жанр советского симфонизма развивается медленно. Великие традиции Бетховена, традиции «богатырского» симфонизма Бородина не получают еще должного развития. Нередко героика подменяется фанфарным стилем скучных «чествований» (например, в финалах некоторых симфоний, ораторий и кантат).

Здесь хочется выделить Вторую симфонию О. Тактакишвили, отмеченную чертами монументальности, подлинно героического стиля. Есть в этой Симфонии и лирическая взволнованность и страстный драматический порыв. Музыка говорит нам, что жизнь не так проста и легка, как кажется иногда тем, кто наблюдает ее из окна своего кабинета. Симфония повествует о мужественной борьбе, о горечи неизбежных утрат. Драматические образы в своем развитии выражают жизнеутверждающую идею Симфонии, идею народного героизма, народного бессмертия. К сожалению, в Симфонии ощутимы порой (например, в финале) недостатки мастерства.

В этой связи надо отметить и новую героическую симфонию «Бабек» молодого азербайджанского композитора Г. Рзаева. Она посвящена герою национально-освободительной борьбы азербайджанского народа против арабских завоевателей в IX столетии. Композитор рисует нашествие захватчиков, горе народа и его стойкое сопротивление, крепость Бабека в горах, гибель героя; основная мысль финала — «народ непобедим». Симфония Г. Рзаева — произведение интересное, но еще незрелое, несвободное от недостатков. Музыкальный язык молодого композитора порой мало выразителен. Автор не всегда справляется с задачей симфонического развития, не владеет по-настоящему формой. Так, во второй части (скерцо) реприза «пассивно» повторяет музыку первого раздела; такое повторение воспринимается, как механический, формальный прием. В финале сказывается отсутствие сильных контрастов; главная тема здесь не столько развивается, сколько повторяется; в результате возникает ощущение некоторой монотонности.

Но при всех этих недостатках молодой автор симфонии «Бабек» заслуживает поощрения. Лучшие страницы его произведения говорят о том, что стремление композитора создать симфоническую эпопею о легендарном герое азербайджанского народа не осталось безрезультатным. В первой части хорошо выдержан общий сурово-мужественный тон. Сочной изобразительностью отмечен «эпизод нашествия» с его остинатными фигурами и грозно нарастающими звучностями. Удался композитору основной образ второй части — крепость Бабека на горе Бэзз (недалеко от Ленкорани): в представлении слушателя возникает «орлиное гнездо» отважных воинов посреди могучих гор, овеваемых вольными ветрами. Хорошее впечатление оставляет третья часть, тра-

гическая кульминация цикла, — «шествие на казнь», предсмертный монолог героя (соло тромбона). Меньше удался Г. Рзаеву финал.

«Проблема финала» — одна из особенно трудных в симфонической драматургии. С нею не всегда справлялись даже некоторые крупные композиторы. Современное симфоническое творчество дает немало примеров таких финалов, которые не возникают органически из предыдущего развития, но являются скорее формальным «довеском» к симфоническому циклу. Так обстояло дело с первой редакцией Второй симфонии О. Тактакишвили. Финал Тринадцатой симфонии Л. Книппера, по замыслу близкий последней части Симфонии Л. Ходжа-Эйнатова, получился холодноватым и несколько внешним; все как будто задумано правильно: есть и большой «разворот» драматических событий, и трагическая кульминационная вершина, и просветленный эпилог; но не хватает главного — живого, горячего чувства. А у Л. Ходжа-Эйнатова темпераментная музыка финала венчает Симфонию так естественно, жизненно-убедительно, правдиво…

Симфония Г. Рзаева — не единственное программное произведение из написанных за последнее время. И все же программный симфонизм развивается у нас слабо.

Дискуссии о программности нередко лишь запутывали этот вопрос, окружая его сетью «философических» (а по сути схоластических) разглагольствований. Так, латышский композитор и критик Н. Грюнфельд в своем докладе на музыковедческом пленуме в Риге (ноябрь 1954 г.) утверждал, что программа и содержание в музыке — одно и то же. Попытки объявить тождественность понятий программности и содержательности приводят к тому, что специфика программности фактически упраздняется!

Есть у нас произведения, именуемые «программными», хотя в действительности они не являются таковыми. Происходит это потому, что предпосланная произведению программа не находит ясного и конкретного образного воплощения в музыке. Вот и получается разрыв: музыка — сама по себе, авторские комментарии к ней — сами по себе. Бывает и так, что композитор, рабски следуя за программой, передает ее в мелочных деталях, впадает в излишнюю иллюстративность, выхолащивает музыкальные образы. При этом дело не обходится без некоторых шаблонных приемов изобразительного характера.

С. Разоренов — автор «Симфонии-легенды памяти Зои Космодемьянской» — сумел во многом избежать этих серьезных ошибок. Музыкальные образы его Симфонии конкретны, они достаточно определенно передают программный замысел композитора. Они поэтичны, свободны от натуралистической мелочности и шаблона. Особенно привлекательны лирические страницы — в них ощущаешь трогательно юный, чистый и в то же время внутренне значительный облик героини. Глубокое впечатление производит траурный эпизод (хотя он несколько затянут). Лирико-психологическая сторона в Симфонии-легенде выражена наиболее сильно. Менее ярко и широко выявлена героическая линия. Реприза, вполне оправданная в общей композиции формы, все же недостаточно мотивирована логикой программного замысла. После траурного эпизода, рисующего гибель героини, возвращение к образам, знакомым слушателю по экспозиции, не вызвано драматургической необходимостью. Создается ощущение, что композитор вынужден был музыкально заполнить соответствующие разделы сонатного аллегро (такие противоречия между драматическим развитием сюжета и музыкальной формой возникали и в некоторых других программных произведениях). Лирический эпилог Симфонии-легенды написан тонко, проникновен-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание