Выпуск № 4 (197) | 1955 - страница 7

Удачно найден контраст между крайними, скерцозными частями и средней частью — очень эмоциональной, патетически страстной. Есть в этом произведении и кое-что спорное в смысле стиля, приемов изложения музыкального материала. Но суть дела не в этом. Главное, что в произведении чувствуются самобытный талант, живой темперамент. Если Концерт Г. Галынина отмечен влияниями С. Прокофьева, отчасти Д. Шостаковича (впрочем, эти влияния отнюдь не сводятся к подражанию), то некоторые образы Концерта Р. Щедрина навеяны сочной русской песенностью бытового частушечного склада (скерцо и особенно финал — колоритная жанровая картина).

Произведения, о которых идет речь, конечно, еще не могут претендовать на художественную законченность, зрелость. В Фортепианном концерте Р. Щедрина, например, есть пестрота, неровность стиля. В Скрипичном концерте А. Рзаева красочный финал удался больше, нежели первая часть. Сольная партия Концерта сделана хорошо, виртуозно (автор сам — скрипач), но в оркестровке ощутимы недостатки мастерства.

Нашим молодым композиторам, безусловно, надо еще много работать, совершенствовать свои знания, умение, опыт. Но, критикуя недостатки их произведений, надо поддерживать то новое, талантливое, передовое, что в них раскрывается. А у нас еще не перевелись «педанты от искусства», чрезмерно осторожные, робкие, а вернее, трусливые люди, боящиеся всякого проявления творческой смелости, новизны. Такой «критик» тяжело задумается над Концертом Г. Галынина: уж не модернизм ли это?! Демократический характер музыки Р. Щедрина, бойкая частушка в финале его Концерта испугают некоторых ревнителей «академической чистоты» стиля: а можно ли вводить «грубую» частушку в высокий мир симфонического творчества?

Мы приветствуем реалистическое новаторство, рожденное пытливой мыслью художника, тесно связанного с современностью, черпающего новое в кипучей нашей жизни. К сожалению, некоторые молодые (и не только молодые) композиторы порой допускают серьезные творческие ошибки, увлекаясь новаторством формальным. Неверная направленность поисков «современного» стиля, новых выразительных средств приводит к тому, что композиторы повторяют старые модернистские приемы, вызывающие лишь недоумение: остается неясным, что же здесь могло прельстить композитора, когда даже в формальном отношении эти средства не новы, не интересны, хотя и претендуют на «оригинальность»! В «Советской музыке» уже писалось о некоторых молодых композиторах, питомцах Московской консерватории, не избежавших модернистских влияний; это должно серьезно обеспокоить педагогов теоретико-композиторского факультета.

Восьмой пленум Правления ССК показал, что за последнее время наша симфоническая музыка обогатилась новыми ценными произведениями. Вместе с тем советский симфонизм еще недостаточно полно и многогранно отображает нашу жизнь, недостаточно смело вторгается в нашу действительность. Мы редко встречаем в симфонической музыке обобщенные образы советского народа, образы вдохновенного созидательного труда советских людей — строителей коммунизма. Мало работают композиторы-симфонисты над воплощением типических образов наших современников-героев. Социальные конфликты, столкновения антагонистических сил, борьба нового, передового со старым, отживающим нередко получают поверхностное отображение. Показательно, что

симфоническая драматургия — наиболее уязвимая сторона ряда новых сочинений. Некоторые из них заключают в себе лишь видимость конфликта при отсутствии настоящего драматизма. Контрасты ослаблены, затушеваны; чувства радости и горя, любви и ненависти выражены «вполголоса». Здесь вновь дают о себе знать пережитки пресловутой «теории бесконфликтности».

Наряду с ярко эмоциональными произведениями, как, например, симфонии Д. Шостаковича, Л. Ходжа-Эйнатова, О. Тактакишвили и др., у нас появляются партитуры серенькие, скучные, лишенные идейно и этически значительного содержания. Такого рода «безликие» композиции представляют собой лишь некое «арифметическое среднее» формальных признаков симфонического стиля. Перед пленумом нам пришлось прослушать немало таких сочинений (напомню для примера симфонии И. Болдырева, К. Доминчена и др.).

Перед композиторами стоит задача совершенствовать музыкальный язык, преодолеть штампы, отказаться от пассивно-ремесленнического воспроизведения «ходовых» приемов, формальных схем. Сонатное аллегро и другие формы у нас часто трактуются схоластически: побочная партия возникает вслед за главной потому, что «так положено». А ведь Чайковский завершил свою Шестую симфонию трехчастным Адажио вместо сонатного аллегро или рондо, и такое «необычное» завершение вполне естественно — оно является органически необходимым выводом из всего предыдущего развития.

Мы все еще не уделяем достаточного внимания вопросам мастерства, хотя «борьба за реализм одновременно является и борьбой за мастерство», как правильно писал Д. Кабалевский. Даже в некоторых произведениях известных наших композиторов есть существенные недостатки формы — длинноты, рыхлость общей композиции. Оркестровые средства иногда используются нерасчетливо, неэкономно (злоупотребление tutti, звучанием медной группы). В недавно исполненной Второй симфонии молодого композитора Ю. Шишакова, помимо несовершенства формы, надо отметить надуманность и однообразие гармонического языка — чрезмерно насыщенного хроматизмами, лишенного контрастов.

Нельзя подменять настоящее высокое мастерство ремесленной выучкой. Вторая симфония К. Доминчена написана гладко, грамотно; автор владеет оркестром. Но как мало в этой музыке творческой фантазии, инициативы! Симфония К. Доминчена — не исключение. Ремесленных, бесцветных произведений пишется еще, к сожалению, не мало.

Недостатки и ошибки, сказавшиеся в тех или иных произведениях, не умаляют больших завоеваний нашего симфонического искусства. Сейчас с особенной силой звучат слова Б. Асафьева: «Советская симфония — наша гордость, ибо единственно только в нашей великой стране симфоническая музыка не растерялась и в сложных исторических ситуациях упорно проявляла и проявляет себя, как и дореволюционная русская симфония, в атмосфере высоких помыслов… У нас симфония — это живое становление музыки на вершинах мысли и душевной глубины, это утверждение воли к большому, содержательному искусству, диктуемому героическим прошлым и настоящим страны».

Нет сомнения в том, что наша симфоническая музыка, мудро направляемая Коммунистической партией по пути социалистического реализма, добьется новых, еще более значительных творческих завоеваний.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание