Выпуск № 8 (189) | 1954 - страница 34

ристики музыки. Так, в рассказе «Пари» выразительно противопоставлены трезвость науки и эмоциональная непосредственность музыки.

В рассказе «Враги» есть проникновенные слова: «…та тонкая, едва уловимая красота человеческого горя, которую не скоро еще научатся понимать и описывать и которую умеет передавать, кажется, одна только музыка…»

Но «музыкальность» творчества Чехова, конечно, далеко не исчерпывается многочисленными эпизодами, образами, сравнениями, непосредственно связанными с музыкой. В нем поражают богатство, точность и яркость звуковых художественных впечатлений вообще.

Метко, лаконично фиксирует Чехов звуки природы: протяжный стон моря («Убийство»), грохот грома («Степь»), разноголосый вой метели на чердаке («По делам службы»); на редкость точны описания звона брошенного на пол колокольчика («Враги»), звуков грома, похожих на звуки хождения по крыше («Степь»).

Звуковые образы Чехова по преимуществу — образы настроений. Вспомним спокойно-отрадные «звуковые пейзажи» в «Налиме» (летнее утро), «Агафье» (звуки ночи), «Счастье» (ночная степь), «Перекати-поле» (пасхальный праздник). Любопытно, что рассказ «Счастье» сам Чехов назвал в письме к брату Александру «quasi-симфонией». Подобные quasi-симфонии Чехов умеет развивать из немногих лаконичных деталей.

Подлинной «симфонией» является, конечно, «Степь» с ее однотонной, вечно повторяющейся и в то же время бесконечно разнообразной «степной музыкой». Здесь штрихи наложены с великолепной щедростью и удивительным изяществом. Есть и пленительно ласковое, есть и пугающее (гроза), но во всем господствует сдержанный, спокойный, почти эпический лиризм.

Чехов любил звукописать ночь, тревожную загадочность ночных звуков, властно овладевающих душой человека. Плач и вой ветра, стоны гнущихся деревьев, тревожный звон набата, далекого колокольчика — вот излюбленные Чеховым детали томительных «ночных» настроений. В овоих пьесах Чехов не раз пользовался эффектами подобных звукообразов.

Такова чуткая и глубокая музыкальность Чехова-писателя за пределами специфически музыкального.

Нельзя не сказать, хотя бы вкратце, о музыкальности чеховского литературного слога и литературной формы. Критики давно уловили эту музыкальность. Замечено было, в частности, использование Чеховым трехчленной словесной формулы¹.

Вряд ли проблематична связь подобных трехчленных формул нетолько с развитием дактилических стоп в русской поэзии (еще со времен Лермонтова), но и с развитием соответственных музыкальных ритмоформул, — прежде всего вальсовой трехдольности, — от Глинки и Чайковского, Рахманинова и до Скрябина. Трехчленные формулы служили Чехову средством для выражения и образов умиротворенности («Мы отдохнем» из «Дяди Вани»), и сдержанной тревоги души. Порой, однако, заметна тенденция преодолеть облюбованный ритм словесного «вальса», показательно в этом отношении сравнить печально-примиренную концовку «Дяди Вани» с затаенно-призывным финалом «Трех сестер». В первой выделяются трехчленные формулы. Во втором явственно заметны

_________

¹ Например: «Увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную», «наша жизнь, станет тихою, нежною, сладкою» («Дядя Ваня»); «Она казалась красивее, моложе, нежнее, чем была» («Дама с собачкой»).

формулы двухчленные, звучащие утверждающе-активно в словах Ольги: «Музыка играет так весело, бодро, и хочется жить!»

Письма Чехова показывают, что он сознательно стремился к «музыкальности» литературного стиля, что эти стремления шли по двум основным линиям — музыкальности словесной интонации и музыкальности формы.

«Ваш “Соколинец”, мне кажется, самое выдающееся произведение последнего времени, — писал Чехов Короленко 9 января 1888 года. — Он написан, как хорошая музыкальная композиция, по всем тем правилам, которые подсказываются художнику его инстинктом».

А вот из письма Чехова к Л. Авиловой: «Вы не работаете над фразой; ее надо делать — в этом искусство. Надо выбрасывать лишнее, очищать фразу от “по мере того”, “при помощи”, надо заботиться об ее музыкальности и не допускать в одной фразе почти рядом “стала” и “перестала”»¹. Это уже прямое высказывание о музыкальной интонации, музыкальной выразительности речи!

Можно утверждать, что музыкальное восприятие жизни вошло весьма существенной составной частью в творчество Чехова и оказало на него заметное влияние. Влияние это плодотворно и в плане содержания (сила звукообразов, пленительная «музыкальность» чеховской лирики), и в плане формы (поистине «музыкальная» ясность, конструктивная и логическая стройность чеховских литературных форм).

Нет ведь абсолютно обособленных искусств, а есть различные, чувственно многообразные ветви единого искусства, единой эстетики. Эти ветви питаются от общего могучего ствола.

В искусстве Чехова отрадно наблюдать своеобразное пересечение литературы и музыки. Чехов — лирик и Чехов — мастер формы остается великим учителем не только для писателей, но и музыкантов.

_________

¹ См. также письма Чехова к М. Горькому от 3 января и 3 сентября 1899 г. и к В. Соболевскому от 20 ноября 1897 г.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание