Выпуск № 12 | 1953 (181)

ПРОБЛЕМЫ НАСЛЕДСТВА

О чужих странах и людях

Б. Асафьев

Настоящий очерк представляет собой главу из неопубликованной книги академика Б. Асафьева «Музыка моей Родины», написанной им в 1944–1945 гг. Печатается с сокращениями.

«Почти весь путь я любовался на прелестные и восхитительные виды. Дубовые, каштановые рощи, аллеи из тополей, фруктовые деревья в цвету, хижины, окруженные огромными кустами, — все это более походило на английский сад, нежели на простую сельскую природу. Наконец, Пиринейские горы с покрытыми снегом вершинами поразили меня своим величественным видом»

«Места, коими мы проезжали, чрезвычайно живописны; каштановые деревья с той стороны, где лежал путь наш, защищали нас от солнца; некоторые из них величины неимоверной; в глубине долины или, лучше сказать, ущелья стремится шумный поток, образуя на каждом шагу водопады, а с противоположной стороны — голые и неприступные утесы»

Разве это не из величественно-живописного вступления к «Арагонской хоте» — пропилеи, за которыми должно раскрыться что-то прекрасное, обольстительное, к чему эта романтическая музыка подготавливает?! И действительно, за интересом, внушаемым начальными тактами, следует Xота с вариантами, один другого вкуснее и заманчивее. Пропилеи не обманывают настороженного ожиданием слуха, как и Испания не обманула нетерпения так поэтично вступившего в нее Глинки. Два вышеприведенных фрагмента взяты из писем его к матери 29 мая 1845 года, из городка у подошвы Пиринейских гор, и 3 июня 1845 года, из первого увиденного им испанского города Памплуны, куда он добрался на лошадях через самые высокие горы. В Памплуне же Глинка в первый раз услышал мотив и увидел, как танцуют Хоту («пляска жива и занимательна»).

Едва ли не с того времени, как в детстве Глинка с увлечением читал книги путешествий, он мечтал об Испании, потом, осознаннее, когда он был в начале 30-х годов в Италии («Еще в Италии 14 лет тому назад, — пишет Глинка матери в 1844 году, — я намерен был посетить этот любопытный край и уже тогда начал учиться испанскому языку»), та же мечта дразнила композитора. Нервный, впечатлительный артист, он при осуществлении давнего стремления почувствовал себя возрожденным после тяжелых петербургских испытаний. Его письма из Испании не могут не волновать каждого, кому понятно, как происходит в человеке, питающемся жизнью у ее родников, накопление творческих токов.

Глинка очень точен и положителен (для матери, за него беспокоившейся).

Но вот в том-то и прелесть, что за этой деловитостью поневоле расчетливого путешественника прорывается восприимчивость артиста, до глубины души обрадованного счастливым видением манившего миража, теперь ставшего реальной действительностью.

И природа, и переезд через горы, и, наконец, непосредственное осязание национальной испанской музыки и танцев — вот из чего выросла вскоре первая из испанских фантазий и увертюр Глинки: «Арагонская хота». И до сих пор она живой свидетель, документ этого замечательного артистического путешествия. Обстоятельно и вдумчиво вникал Глинка в великое искусство Испании. Заметив, что на поверхности музыки находится итальянизированный искаженный слой, он сразу же стал искать живую народную интонацию. Эти поиски музыкальных родников Глинка соединял с глубоким же освоением испанского языка.

Поразительно читать его письма-отчеты к матери о путешествии и ощущать, как абсолютно ясно было для него то, что и теперь-то не многим понятно: что музыка начинается, как и язык, с живой интонации, как только человек ее в себе осознает, и уже сквозь этапы стихийно песенного творчества в народной среде, в быту, культе, обряде — рождается музыка композиторская, чтобы тотчас же в мастерстве исполнения стать опять живой интонацией, общением, значит, опять-таки языком своеобразного склада. Он сам на себе в своем опыте освоения испанской национальной музыки лично проверил, как необходимо докопаться до первоистоков — до музыки народа в ее чисто интонационном предназначении и бытовых общениях.

«По вечерам собирались у нас соседи, соседки и знакомые, пели, плясали и беседовали. Между знакомыми сын одного тамошнего негоцианта, по имени Felix Castilla, бойко играл на гитаре, в особенности арагонскую Хоту, которую с его вациациями я удержал в памяти и потом в Мадриде, в сентябре или октябре того же года, сделал из них пьесу под именем Capriccio brillante, которое впоследствии, по совету князя Одоевского, назвал Испанской увертюрой». Окончив в Мадриде «Хоту», Глинка там же продолжал изучение испанской музыки, все глубже в народе.

«Хаживал ко мне один zagal (погонщик мулов при дилижансе) и пел народные песни, которые я старался уловить и положить на ноты. 2 Seguedillas manchegas (aires de la Mancha) мне особенно понравились и впоследствии послужили мне для второй Испанской увертюры» («Записки» М. И. Глинки). Эта увертюра — «Летняя ночь в Мадриде» — была закончена осенью 1851 года в Варшаве, уже как переделка написанного попурри из четырех испанских мелодий Recuerdos de Castilla («Воспоминания о Кастилии»). Вот произведение, где Глинка увереннее, чем в «Хоте», и откинув соблазны парижской «бриллиантности», попытался сколько возможно без средостений вырастить симфоническую вещь из народных интонаций. И добился этого блестяще.

Мадридская увертюра Глинки, конечно, родилась из множества наблюдений за людьми, за танцами, за пением и инструментальным сопровождением и импровизациями гитар. Но не менее и из изучения испанской интонации и колорита пения и речи, а также видения и ощущения испанцев в ритмах тела, в повадках. И еще из вчувствований в природу, в аромат цветов, плодов и растений. В письмах Глинки то и дело встречаем его «памятки» географического порядка и похвалы воздуху, видам, садам, фонтанам и ароматическим растениям. Вот маленький кусочек из глинкинского описания пребывания в Гренаде в декабре 1845 года: «Сад небольшой и по причине крутизны горы расположен террасами — цветы и теперь еще сохранились — большие виноградные аллеи, лимонные деревья и одно апельсинное с плодами, столь огромное, что приводит в удивление. Вид чудесный со стороны сада, налево Sierra Nevada [цепь гор, «названная так потому, что круглый год вершины этих гор покрыты снегом» — Б. А.], напротив окон долина и вправо панорама города. С противоположной стороны видна крепость Альгамбра — все окрестные горы густо заселены кактусами» и т. д.

Еще в Гренаде: «Если бы вы могли видеть эту прелестную природу — это темноголубое небо — это ясное солнце, вы бы убедились тогда, что не понапрасну влекло меня в Испанию Вам известно, что я охотник до растений и садов — здесь между прочих растений кактусы и апель-

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет