ИЗ КОНЦЕРТНЫХ ЗАЛОВ

Симфонические концерты

Седьмая симфония Шостаковича

Весенние гастроли Е. Мравинского в Москве ознаменовались интересным событием нынешнего концертного сезона — исполнением Седьмой симфонии Шостаковича.

С большой художественной силой запечатлена в этом произведении тема советского патриотизма, тема борьбы советского человека за мирный труд, за прекрасную, свободную жизнь.

Вершина симфонии — первая часть. Увлекательно сыграть ее — значит глубоко раскрыть богатство ее контрастных образов. Драматургия первой части являет собой образец многопланового симфонического развития. Здесь и грозные трагические конфликты, и нежная лирика, и народная скорбь, и преодоление этой скорби силой мужества, волей к борьбе. Ярко запечатлеть все эти эпизоды, выявив ведущую патриотическую идею любви к Родине, — трудная, но благодарная задача для дирижера.

С первых же тактов Е. Мравинский увлекает слушателей строгой собранностью, целеустремленной волей тонкого и очень дисциплинированного художника. Главная тема звучит просто, мужественно. Прекрасно подготовляют дирижер и оркестр появление побочной партии. Красивая мелодия солирующей флейты как бы открывает новую страницу симфонической повести: на мягком аккомпанементе альтов и виолончелей струится тема скрипок. Широко развертывается эта нежная мелодия — то в проникновенном пении дуэта гобоев, то в унисоне виолончелей и контрабасов, то в мягких «вздохах» скрипок. Дирижер тонко раскрывает поэтичное содержание этих эпизодов. Несколько резко прозвучало соло флейты пикколо. Но бархатные, чуть замедленно исполненные аккорды струнных и свободный распев скрипки соло убедительно завершили эту лирическую страницу симфонии.

Очень хорошо был раскрыт известный эпизод «нашествия». Остро прозвучали у скрипок первые такты бездушного, механического мотива. Каждая последующая вариация темы дополняет этот зловещий образ. Подчеркивая всякий раз по-новому его уродливые черты, дирижер точно соразмеряет силу нарастания звучности и постепенно доводит ее до наивысшего напряжения. Выразительные оркестрово-колористические приемы этого эпизода мастерски воплощены Е. Мравинским.

Менее убедительно, к сожалению, был раскрыт кульминационный эпизод части, наступающий в момент резкого поворота драматургии симфонии, когда тема нашествия словно «опрокидывается» грозной силой героической темы сопротивления. Дирижер не сумел передать этот перелом, не оттенил его. Переход к разработке, к образам борьбы прозвучал неожиданно спокойно, суховато, бесконтрастно. Картина напряженной борьбы, воплощенная в партитуре, была раскрыта неполно. Смысловой акцент был перенесен на репризное проведение главной темы, звучащей здесь, как траурное, скорбное шествие.

Такая интерпретация нам представляется неубедительной — она не совпадает с идейно-драматургической направленностью произведения, обедняя образное содержание лучшей части симфонии.

В репризе, как и в экспозиции, прекрасно прозвучала побочная партия — печальное пение фагота. В коде был тонко подчеркнут, в виде контраста к основному тематическому материалу, тревожный сигнал валторн.

Первая часть симфонии всеми своими образами устремлена к реальным событиям жизни, последующие же три части воспринимаются как философское размышление. В этом драматургическая неуравновешенность симфонии, противоречивость ее содержания. Но и в последующих трех частях симфонии есть то, что искупает многие недостатки. Это замечательная, трогающая своей человечностью лирика. Вспомним хотя бы соло гобоя и соло английского рожка в скерцо, перекликающиеся с лирикой Чайковского, флейтовое соло, а затем дуэт флейт в третьей части. Таких страниц немало. Е. Мравинский сумел раскрыть их мастерски.

С поэтическим воодушевлением было сыграно скерцо. К сожалению, эту музыку портит жесткий, грубо гротесковый средний эпизод (крикливое соло кларнета пикколо в верхнем регистре), с трудом воспринимаемый рядом с чистой, грациозной лирикой основного тематического материала. Нужно отдать должное дирижеру — прекрасным исполнением лири-

ческих страниц скерцо с их прозрачной оркестровкой и тонкими гармоническими оттенками он сумел смягчить, стушевать жесткости среднего эпизода.

Много удачных исполнительских находок было в третьей, медленной части. Строго соразмеренные темпы, логично подготовленные переходы к контрастным разделам (например, к эпизоду средней части moderato risoluto) способствовали целостному восприятию этой развернутой, сложной по форме части симфонии.

Очень выразительно был исполнен эпизод финала, следующий после проведения побочной темы — «сарабанды», как ее обычно называют: из общего движения постепенно, в разных оркестровых голосах возникает главная тема; развиваясь, она достигает мощной кульминации в светлой до-мажорной коде финала. Строгая продуманность динамических нарастаний, умение четко расчленить отдельные слагаемые формы для того, чтобы добиться единства и художественной свободы в ее изложении, — все это помогло дирижеру с большим подъемом провести финал симфонии.

Большой симфонический оркестр Радио хорошо подготовил сложнейшую партитуру, проявив подлинное понимание высоких требований дирижера. Горячий прием симфонии у многочисленной аудитории — свидетельство жизненности этого глубоко содержательного произведения.

Другую программу, исполненную Государственным оркестром СССР под управлением Е. Мравинского в Москве, составили ре-мажорная симфония Гайдна, Первый концерт для фортепиано с оркестром Чайковского и «Мефисто-вальс» Листа. Со вкусом и тонким знанием стиля сыграл Мравинский симфонию Гайдна. Быть может только, излишне суховато прозвучала первая часть: ритмическая подчеркнутость обращалась порой в «метрономичность», мешая свободному выявлению песенности задорных, привлекательных в своей искренней простоте мелодий Гайдна. Все остальные части симфонии были сыграны виртуозно.

Яркое впечатление осталось от исполнения «Мефисто-вальса». Дирижер замечательно раскрыл причудливые контрасты этой листовской партитуры с ее «мефистофельским сарказмом» и романтической полетностью лирических образов. С самой лучшей стороны показали себя Государственный оркестр СССР и его солисты: И. Жук (концертмейстер оркестра), Н. Харьковский (флейта), Л. Березовский (виолончель) и другие.

В программе принял участие Л. Оборин, исполнивший концерт для фортепиано Чайковского.

В. Федосеев

Двадцать седьмая симфония Мясковского

В нашей печати не раз поднимался вопрос о том, что существующая практика выделения симфонических произведений советских композиторов в специальные программы не оправдывает себя. В самом деле, чем можно объяснить такую практику — интересами слушателей? Но разве прослушать программу, целиком состоящую из новых сочинений, хотя бы и очень хороших, легче, чем программу, в которой эти новые сочинения перемежались бы с популярными и любимыми произведениями классиков?

Организация смешанных программ из сочинений советских композиторов и классиков (разумеется, нисколько не исключающая практики самостоятельных концертов советской музыки), являясь серьезным испытанием для современных авторов, может лишь способствовать закреплению высоких критериев оценки — равнения на классику.

А то, что у нас есть произведения, способные выдержать подобное испытание, убедительно показал симфонический концерт русской музыки, состоявшийся 14 марта в Большом зале консерватории. В программу концерта, наряду со вступлением к опере «Хованщина» Мусоргского и Пятой симфонией Чайковского, была включена последняя, Двадцать седьмая симфония Н. Мясковского.

За сравнительно короткий срок симфония Мясковского завоевала прочные симпатии слушателей. Ее включили в свой репертуар многие видные дирижеры — Е. Мравияский, Э. Грикуров, А. Гаук, К. Иванов и др.

Симфония воспринимается, как вдохновенная лирическая поэма, воспевающая нашу Родину, всепобеждающий строй нашей жизни. Реалистические образы симфонии родственны образам русской народной песни. Такова, например, ликующая тема марша в финале — музыкальный образ народной славы (композитор использовал здесь мотив народной песни «Слава»). Таков и свирельный наигрыш кларнета соло, и следующая за ним чудесная песенная мелодия английского рожка (побочная тема первой части), с образами которых у каждого советского слушателя естественно возникают мысли о Родине, о ее бескрайних просторах.

К правдивому воплощению нашей современности, к тому, чтобы, говоря словами самого композитора, «чувствовать себя вполне художником наших дней», направлены были творческие усилия Мясковского. И нужно сказать, что ни в одном произведении композитора этот искомый им идеал не получил такого яркого художественного выражения, как в его последней, Двадцать седьмой симфонии.

Концерт в Большом зале консерватории вызвал горячий отклик многочисленной аудитории. Программу исполнял Государственный симфонический оркестр СССР. Дирижировал К. Иванов.

От музыки раздумья к утверждению главной темы, активно устремленной вперед, и далее к поэтическому наигрышу кларнета и песенному образу Родины — такова «экспозиция» художественного замысла первой части симфонии. К сожалению, этот авторский замысел не получил достаточно рельефного выражения в трак-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ИЗ КОНЦЕРТНЫХ ЗАЛОВ

Симфонические концерты

Седьмая симфония Шостаковича

В. Федосеев

Двадцать седьмая симфония Мясковского

Содержание