ИЗ КОНЦЕРТНЫХ ЗАЛОВ

Юбилейный вечер Россини

В Советской стране широко отмечалось 160-летие со дня рождения выдающегося итальянского композитора Джоакино Антонио Россини. Во всех крупнейших городах Советского Союза эта дата была отмечена концертами с участием лучших исполнительских сил. Произведениям Роосини было уделено большое внимание в музыкальных радиопрограммах. В день юбилея, 29 февраля, в филиале Большого театра Союза ССР исполнялся «Севильский цирюльник». В этот же вечер в Большом зале Московской консерватории состоялся торжественный концерт, посвященный творчеству Россини; концерту было предпослано вступительное слово заслуженного деятеля искусств А. И. Шавердяна.

— Сто шестьдесят лет тому назад, — сказал он, — 29 февраля 1792 года в Пезаро — живописном маленьком городе, расположенном на берегу Адриатического моря, в семье скромного музыканта-валторниста и оперной певицы родился гениальный итальянский композитор Джоакино Антонио Роосини. Биография Россини необычайно ярка. В воспоминаниях современников и в последующих трудах биографов тщательно прослежены все этапы его жизненного пути. Россини предстает перед нами как счастливый удачник, который с легкостью осуществляет все свои замыслы и задачи, который и в жизни и в творчестве идет к намеченной цели, одерживая победу за победой. А между тем условия, в которых формировался талант Роосини, были неблагоприятны.

Напомним лишь некоторые штрихи биографии творца «Севильского цирюльника» и «Вильгельма Телля». Обстоятельства, в которых протекало детство Россини, мало способствовали систематическому обучению. Первой школой Россини была бродячая оперная труппа, в которую входили его вечно испытывавшие нужду родители. Лишь к 15 годам Россини получает возможность приступить к серьезным занятиям в Болонском музыкальном лицее под руководством авторитетного музыканта Маттеи. Чрезвычайно полезной школой для Россини оказывается углубленное знакомство с музыкой Гайдна и Моцарта. Дебюты 18-летнего Россини на сценах Венеции и Болоньи раскрывают перед ним двери крупнейших итальянских театров, и в 1813 году юный композитор уже добивается большого успеха двумя разными по жанру произведениями — героико-патриотической оперой «Танкред» и блестящей, остроумной комической оперой «Итальянка в Алжире». Отныне за Россини закрепляется слава крупнейшего композитора Италии, равно сильного как в комическом, так и в драматическом жанре.

Последующее десятилетие — до 1823 года — наполнено напряженной и плодотворной деятельностью. Результаты этих лет — 22 оперы, в числе которых такие прославленные произведения, как «Севильский цирюльник» — вершина жанра итальянской реалистической комической оперы, «Золушка», «Сорока-воровка», «Отелло», «Женщина с озера», «Моисей в Египте», «Магомет 2-й», «Семирамида». Россини сам признавал, что, «вынужденный зарабатывать свое пропитание пятью или шестью операми в год», он зачастую пересылал рукописи переписчикам, не имея времени хоть раз просмотреть и отшлифовать их должным образом. В этих неблагодарных условиях им созданы, однако, произведения, являющиеся в значительной своей части шедеврами итальянской оперной музыки. Стремительно обогащается мастерство, растет техника композиторского письма, ширятся масштабы, углубляются художественные задачи, привлекающие внимание Россини. К началу 20-х годов слава Россини, перешагнув границы Италии, гремит уже по всей Европе.

Преклонение перед музыкой Россини становится всеобщим и повсеместным; ее победное шествие по городам Европы не в силах приостановить антагонисты гениального итальянца, которых было немало среди музыкантов, враждебных его направлению. В 1823 году Россини обосновывается в Париже и с особой настойчивостью трудится в сфере серьезной, героической оперы. Высшим результатом этих трудов явилось его монументальное, глубокое по замыслу, идейно насыщенное творение — опера «Вильгельм Телль». Это была последняя опера Россини. Прожив еще 39 лет, Россини ни разу больше не обратился к оперной музыке.

Следует на минуту вернуться к упомянутым уже антагонистам Россини, к враждебным ему композиторам и историкам музыки, которые, идя наперекор повсеместной оценке широкой публики, прилагали много усилий, чтобы развенчать Россини; ниспровергатели Россини выдвинули против него множество несправедливых обвинений, мешавших исторически верному пониманию стиля и содержания его творчества. Мы напом-

ним категорическое суждение одного из музыкальных историков XIX века, которое было подхвачено в качестве якобы научного определения места Россини в мировом искусстве и которое было повторено во многих учебниках: «Всемирная слава Россини имеет своим началом дни Венского конгресса, душное, подавленное десятилетие после войн за свободу. Усталые народы нуждались в убаюкивающих песнях и снах, и итальянец создал для этого самую сладострастную, полную неги музыку. Все были пресыщены трагическим пафосом Наполеоновской школы, как на сцене, так и в жизни. Все жаждали припасть к источнику сладкого забвения, даруемому занимательным искусством».

Нетрудно видеть, какую реакционную роль приписывает Россини подобное определение, закрепляя его за одной из самых мрачных эпох в истории Европы и провозглашая его чуть ли не официальным композитором Реставрации. Согласно этой концепции, Россини оказывается полностью оторванным от борьбы, устремлений и идеалов своего народа, он лишь «убаюкивает», дарит «сладкое забвение», развлекает. И это говорилось о художнике, завершившем свой путь оперного композитора прямым и открытым прославлением народно-освободительной борьбы, о художнике, чье жизнерадостное, оптимистичное искусство вливало бодрость, энергию, жажду деятельности!.. Даже в литературе XX века, в работах буржуазных исследователей, мы встречаем многочисленные перепевы этой порочной концепции, встречаем обвинения Россини в ушеугодии, в том, что он превратил театр в питомник канареек, что он не уделял никакого внимания характерам и драматическим положениям и что его единственной целью было вызвать смех, удивление и доставить наслаждение уху. Во всей досоветской музыковедческой литературе о Россини лишь отдельные, наиболее ясные и свободные от предубеждений умы восставали против несправедливости и ненаучности подобных взглядов. И в их числе мы с удовлетворением выделяем знаменитого русского критика Серова, с чрезвычайной энергией и талантом выступавшего в защиту подлинных исторических прав и в утверждение выдающегося места и значения Россини. С возмущением протестовал Серов против того, что в трудах и писаниях историков музыки «творец многих сценических произведений, в которых все — жизнь, огонь, ум, творчество, мысль, свет, логика, красота и великолепие, признается неклассическим». С глубоким убеждением в своей правоте Серов утверждал, что подлинно научная «история музыки, вопреки этим резонерам, окажет ему большую справедливость. Она победоносно впишет славное имя Россини среди великих деятелей искусства, среди художников-творцов, образцовыми произведениями которых отмечается эпоха».

Стоя на страже всех великих ценностей классического искусства, мы, советские люди, решительно поддерживаем и закрепляем позиции Серова в его борьбе против ниспровергателей и антагонистов Россини. Мы исходим из глубокого убеждения в том, что лучшие творения Россини обладают выдающимися идейными и художественными достоинствами и благодаря этому они призваны выполнять положительную роль в воспитании художественных вкусов народа.

Не певцом Реставрации, призванным убаюкивать слушателей, а истинным сыном своего народа был Россини, выразителем общественных идеалов пробудившейся Италии. Овации, которыми сопровождались спектакли «Танкреда» и «Итальянки в Алжире», в немалой степени носили характер патриотической демонстрации. Зал чутко и горячо реагировал на отголоски народного протеста, народных надежд, которые слышались в музыке Россини современникам. Призывы к доблести, скорбь по отчизне, общий благородный, воинственно-пылкий тон «Танкреда» — все это воспламеняло слушателей. Ария Изабеллы, содержащая слова «Думай о подвиге, будь бесстрашен, выполняй свой долг», и хор освобожденных итальянцев из «Итальянки в Алжире» вызывали взрывы патриотических чувств.

Прекрасно разгадал причину успеха больших хоровых сцен в «Моисее» и в «Магомете», этих песен-гимнов народа, поднявшегося на борьбу, Бальзак, писавший, что слушатель этих сцен как будто «присутствует при освобождении Италии». Мы сослались на примеры, заимствованные из раннего и среднего периодов творчества Россини. С годами его связь с идеями национального движения нисколько не ослабевает. Именно в последней его опере — «Вильгельме Телле», в ее могучих народных сценах, в знаменитой картине сходки повстанцев, в образе народного героя Телля с особой полнотой запечатлен пафос освободительной борьбы и выражена великая любовь к отчизне.

Россини, такой, каким он предстает в своих творениях, — плоть от плоти демократически-прогрессивных сил итальянского народа. И в этом (в частности, в своих упорных и целеустремленных попытках возродить героический жанр) Россини является истинным учителем и предтечей гениального художника-демократа Джузеппе Верди, в операх которого традиции народных сцен, традиции героического стиля получают могучее развитие.

Вспомним, какие серьезные и глубокие сюжеты разыскивал и находил для своих опер Россини сюжеты, заимствованные у Вольтера, Шекспира, Вальтер Скотта, Бомарше, у Лемьера, чья драма, насыщенная истинным революционным духом, легла в основу либретто «Вильгельма Телля». И это в условиях произвола импрессарио и певцов, в условиях утеснений и придирок подозрительной цензуры!

Россини, никогда не вступавший в пререкания со своими критиками, как-то сказал о себе: «Ведь я только бедный мелодист». Нет, не бедным, а щедрым мелодистом, глубочайшим знатоком выразительных средств человеческого голоса был Россини, и в этом могучая сила, жизненность и стойкость его произведений. За богатейшими узорами колоратурного пения, за виртуозными эффектами, являющимися неотъемлемой частью жизнерадостного стиля Россини, всегда ощущается ясная, простая, полная непосредственной выразительности, подлинно народная мелодическая основа. Именно в этом секрет беспримерной популярности россиниевской музыки. Известен рассказ о том, как Россини, прогуливавшийся по набережным Венеции, был узнан гондольерами, которые приветствовали любимого маэстро пением мелодий из его опер, — и прославленный композитор тут же присоеди-