тому назад в этой области работал почти исключительно один автор — композитор Шалва Тактакишвили. Нынешний смотр, наряду с фортепианным трио этого пионера грузинской камерной музыки, продемонстрировал ряд новых камерных произведений, принадлежащих молодым композиторам. К числу творческих удач относятся новый (3-й) квартет Сулхана Цинцадзе и его виртуозно написанные пьесы для струнного квартета. В этих произведениях, как и в предыдущих (2-й квартет, пьесы для виолончели) композитор вновь показал свое глубокое ощущение природы струнного ансамбля и выразительных возможностей каждого инструмента. Неистощимая фантазия, стройность формы и подлинно творческое раскрытие народных образов — неотъемлемые свойства таланта молодого композитора. Однако необходимо ему пожелать не замыкаться в рамках инструментально-камерного ансамбля, смелее расширять диапазон своего творчества, настойчиво пробуя силы в различных, наиболее демократических жанрах музыки, в больших вокально-симфонических формах.

В актив грузинской камерной музыки входит и фортепианный квинтет Н. Гудиашвили. Хорошее впечатление серьезностью своего замысла и свежестью национального колорита двух последних частей производит четырехчастная соната для скрипки и фортепиано А. Шаверзашвили (менее интересны первые две части сонаты, суховатые по тематическому материалу); фортепианное трио студента 4-го курса консерватории Т. Бакрадзе (класс проф. И. Туския) привлекает слаженностью формы, непринужденностью развития, легкостью, прозрачностью и свободной напевностью музыки, жизнерадостностью мироощущения. Хочется напомнить молодежи о богатых возможностях внедрения принципов программности в камерную инструментальную музыку, о необходимости более смелых поисков реалистически конкретных музыкальных образов, правдиво отражающих нашу действительность.

Нынешний смотр, к сожалению, не показал новых успехов грузинской советской музыки в области программного симфонизма. Симфоническая картина «Море» А. Баланчивадзе не имеет самостоятельного значения, представляя собою фрагмент иллюстративно-изобразительного характера из партитуры балета «Рубиновые звезды». Единственным программным произведением, исполненным на смотре, была симфоническая поэма «Самгори» композитора Н. Сванидзе. Но эта сложная тема оказалась не по силам молодому автору. В пределах одночастной поэмы он задумал последовательно поведать слушателю всю историю Самгорского края — от опустошительных набегов монгольских и персидских завоевателей до наших дней, когда труд советских людей оживляет безводные степи, превращает их в цветущие сады. Молодой композитор не смог отобрать соответствующие этой идее образы и организовать их в стройную музыкальную концепцию: поэма страдает крайней аморфностью композиции, пестротой и случайностью музыкальных мыслей, не получивших целостного развития.

Опыт русского классического программного симфонизма говорит об огромной важности самостоятельной музыкальной концепции композитора-драматурга. Достаточно вспомнить «Ромео и Джульетту» Чайковского, чтобы понять, что композитор стремился раскрыть в своей поэме не последовательный ход действия трагедии Шекспира, а ее основную идею, конкретизируя эту идею в предельно ясных, выразительных музыкальных образах и их симфоническом развитии. И наоборот, недостаточность реалистического мышления автора часто приводит к неясности основной концепции программного произведения. В этом, нам кажется, заключается причина и тех споров, которые вызвала на смотре оратория Г. Киладзе «Детство и отрочество вождя» (на текст Г. Леонидзе). Этот большой, серьезный труд композитора, посвященный ответственнейшей теме, несомненно требует специального и глубокого анализа. Мы считаем нужным указать лишь на те моменты, которые мешают слушателю достаточно полно воспринять замыслы композитора. Это прежде всего многотемность музыкального материала, не всегда достаточно выразительного, подчас импровизационно изложенного; из всего богатства тем слушателю трудно отобрать ведущие темы, заключающие в себе основные идеи-образы. Мало помогает здесь и текст, так как хор очень часто заглушается чрезмерным звучанием оркестра. Особенно спорна концепция последней (пятой) части, в которой значительное место занимает траурный эпизод маршеобразного характера. Этот эпизод по замыслу автора должен воссоздавать то впечатление, которое произвела на юного вождя казнь революционеров. Но излишняя растянутость данного эпизода в финале оратории делает его главенствующим во всей этой части: светлое заключение не может уже преодолеть в восприятии слушателей эти мрачные образы. Мешают доступности произведения рыхлость формы и непомерная растянутость (оратория длится более пятидесяти минут!). Разумеется, окончательная оценка такого значительного по теме произведения может быть дана лишь в результате развернутой дискуссии, всестороннего обсуждения его в прессе и в Союзе композиторов Грузии.

Из крупных работ композиторов старшего поколения на смотре была исполнена 3-я симфония с хором старейшего представителя грузинской музыки Д. Аракишвили. Это произведение искреннее и задушевное, подкупающее благородством и красотой мелодических образов. Но по своему несколько идиллическому содержанию симфония недостаточно отвечает программе, призывающей к борьбе за мир. К существенным недочетам смотра относилось отсутствие произведений таких композиторов, как Ш. Мшвелидзе, Ш. Азмайпарашвили, А. Андриашвили, А. Кереселядзе, Д. Торадзе, и ряда других. Нельзя признать достаточным участие в смотре А. Баланчивадзе, И. Туския, А. Букия, Р. Габичвадзе, а также молодых композиторов Р. Лагидзе, Ш. Милоравы и других, показавших в основном лишь небольшие песенно-хоровые произведения.

Хоровая многоголосная песня всегда занимала значительное место в искусстве грузинского народа. Сотни самодеятельных хоров, выступивших на республиканской олимпиаде, продемонстрировали глубокую жизненность традиций народного исполнительства. Однако как на олимпиаде, так и на смотре грузинской музыки хорошие песни профессиональных авторов были исключением. Развитие песенно-хорового творчества в Грузии

явно тормозится обилием накопившихся штампов. Авторы песен редко выходят за пределы установившегося однообразия хоровой фактуры, основанной на трехголосном складе и квартоквинтовых гармониях. Стремление к внешней монументальности и пышности звучания нередко идет в ущерб мелодической выразительности, напевной красоте образов.

Среди песен, показанных на смотре, наилучшее впечатление произвел хор без сопровождения И. Туския «Тао», повествующий о трагической судьбе грузинских собратьев, находящихся по ту сторону турецкой границы. Песня Туския отличается оригинальным замыслом, стройной формой и яркой мелодикой, органически связанной с содержанием поэтического текста. Запомнилась своим теплым и простым мелодическим содержанием песенка для детского хора Р. Габичвадзе «Колыбель» (о домике товарища Сталина в Гори). Хорошее впечатление оставили и некоторые сольные песни и романсы этого мелодически одаренного композитора, в том числе эпически широкая «Песня о Ленине». Хороша героическая «Песня о Самгори» Ш. Тактакишвили.

Но в целом песенно-романсное творчество грузинских композиторов было представлено на смотре довольно слабо. Из сольных произведений С. Мирианашвили только «Песня о Грузии» выделяется своим народным колоритом и образной мелодикой. К недостаткам остальных его песен, как и песен А. Парцхаладзе, относятся обилие «общих мест» в мелодии и крайняя неразвитость фортепианного сопровождения. Сентиментальны и мелодически неярки песни-романсы М. Давиташвили «Самгорский цветок» и «Крошка Джимми». Грузинским композиторам необходимо расширить круг образов и форм своего вокального творчества, смелее развивать ценные традиции, накопленные в этом жанре в прежние годы.

Серьезным упущением со стороны организаторов смотра было отсутствие в его программе новых опер, балетов и музыкальных комедий или хотя бы фрагментов из них. В результате важнейшая область работы грузинских композиторов в данном году не была обсуждена. Необходимо провести самостоятельный смотр работ грузинских композиторов для музыкального театра и привлечь к их обсуждению не только узкий круг профессионалов (как на нынешнем смотре), но и широкую советскую общественность. Серьезные возражения вызывает включение в программы смотра некоторых произведений, созданных несколько лет назад и никак не характеризующих нынешний этап развития грузинской музыки. В программах оказались произведения, датированные чуть ли не 1944 годом (фортепианное трио Ш. Тактакишвили). Под предлогом «новой редакции» на смотре была исполнена 1-я симфония А. Мачавариани, написанная еще в 1947 году под явным влиянием формалистических образцов. Это произведение никак не характеризует большое самобытное дарование композитора, а лишь убедительно говорит о губительном, иссушающем влиянии, которое ранее оказывал на его творчество формализм. Зачем же понадобилось Союзу композиторов и автору возвращаться к этой старой работе, никак не типичной ни для общего направления грузинской музыки, ни для нынешнего этапа творчества Мачавариани? Этот случай говорит о неудовлетворительном состоянии критики и самокритики в среде грузинских композиторов. Об этом же свидетельствует и тот факт, что такое значительное по теме и масштабам произведение, как оратория Г. Киладзе, было включено в программы смотра без предварительного обсуждения в ССК. Слабая активность композиторов на обсуждении итогов смотра и «обтекаемые» выступления музыковедов еще раз показали, что уровень творческих дискуссий в стенах ССК Грузии оставляет желать много лучшего.

Тема созидания, темы беззаветной любви к социалистической Родине и борьбы за мир настойчиво звучат в новых произведениях композиторов Армении. Этим темам посвящено большинство новых песен, кантат, вокально-хоровых сюит и симфонических поэм, показанных на смотре армянской советской музыки осенью 1951 года.

Заслуживает всяческого поощрения творческая деятельность К. Закаряна, выступившего с несколькими новыми произведениями. Среди них выделяются по своим масштабам и актуальности тематики кантата «Слава Родине» и две вокально-хоровые сюиты — «Ереванские картины» и «Молодость». Все три произведения посвящены трудовой жизни Советской Армении, жизнерадостной, стойкой и сильной советской молодежи. Хоровая сюита «Молодость» привлекает непосредственностью эмоционального содержания, мелодической напевностью, свежим народным характером музыки. Оригинальному колориту сюиты способствует сопровождение ансамбля народных инструментов. Можно поспорить с автором лишь в решении второй части — ноктюрна: картины южной природы и образ юного комсомольца, боевого стража родных границ, воссозданы в музыке хотя и поэтично, но в несколько сумрачных тонах, мало соответствующих характеру героя. Зато ярким контрастом к этой музыке служит следующая за ней «Песня летчика», удачно сочетающая отчетливо выраженную национальную форму с воспроизведением красоты и благородства чувств советского человека. Завершает сюиту светлая маршеобразная музыка пятой части, выражающая непоколебимую веру нашей молодежи в торжество сил мира и демократии во всем мире.

Близость к народно-песенным истокам стала определяющей чертой новых произведений армянских композиторов. Насколько, например, был сух и абстрактен тематический материал в первой, одночастной симфонии Рубена Степаняна, написанной в годы войны, настолько его новая симфония привлекает свежим национальным колоритом музыкальных образов. Жаль, что отобранные композитором темы-образы не получили в произведении должного логического развития, естественного претворения в целостной симфонической форме. Композитору необходимо еще поработать над своим произведением и создать вторую редакцию симфонии.

Иное впечатление оставила симфоническая поэма молодого композитора Л. Сарьяна. Автор этой поэмы, несомненно, владеет суммой необходимых профессиональных навыков: его нельзя обвинить в серьезных отступлениях от принципов классической симфонической формы, И в то же