Выпуск № 7 | 1951 (152)

оркестр получил отличную оценку командования Советской Армии.

Добиваясь значительных успехов в музыкальном оформлении войсковых парадов, наши военные оркестры изо дня в день совершенствуют свое исполнительское мастерство. Сейчас не только столичные оркестры, но и оркестры целого ряда гарнизонов и частей систематически дают концерты как для военнослужащих, так и для гражданского населения.

Эти лучшие оркестры часто выступают по радио, а также в крупнейших концертных залах нашей страны.

Особенно интересным в минувшем концертном сезоне было выступление сводного оркестра Московского гарнизона в составе более тысячи человек в Зеленом театре Центрального парка культуры. Можно смело сказать, что концерты такого грандиозного коллектива на открытом воздухе перед столь многочисленной аудиторией — явление, новое в истории военно-духовой музыки. В этом концерте были исполнены увертюра к опере «Руслан и Людмила» Глинки, его же «Славься» из оперы «Иван Сусанин», ряд других сочинений классиков и советских композиторов, в том числе 4-я «Кавалерийская сюита» В. Кручинина. В исполнении этого замечательного коллектива отлично прозвучали также новые марши советских композиторов — Б. Кожевникова, В. Рунова и других. Это лишний раз подчеркивает, что в строгих рамках марша советским композиторам удается создавать полноценные художественные произведения. Концерт вызвал огромный интерес и заслуженное одобрение москвичей.

Репертуар военных оркестров Советской Армии, в частности строевой маршевый репертуар, разумеется, еще нуждается в значительном обогащении. Наши растущие оркестровые коллективы и вся масса советских воинов, охотно приобщающаяся к лучшим богатствам музыкальной классики, конечно, не могут полностью удовлетвориться теми удачными новинками, которые созданы советскими композиторами за последние несколько лет.

Мы ждем от композиторов новых высокоталантливых маршей, отмеченных высокими строевыми качествами и в то же время прекрасных по музыке, отражающих духовное богатство и глубину чувств советского человека. Нужны новые марши, ярко воплощающие современную русскую мелодику, тесно связанные с русской народной песней наших дней — жизнерадостной, волевой, звонкой и красочной.

Некоторые композиторы — авторы военно-оркестровой музыки, к сожалению, не уделяют достаточного внимания русской национальной тематике.

Не изжиты до сего времени и попытки некоторых композиторов протащить под громкими «программными» названиями («Комсомольский марш», «Победный марш» и пр.) произведения безличные, серые, не соответствующие этим чрезвычайно обязывающим темам.

Давно прошли те времена, когда армия могла удовлетворяться ремесленными изделиями так называемой «капельмейстерской музыки». Никакие проявления ремесленничества, штампа, равнодушия не будут приняты нашей армейской массой, любящей лишь подлинно талантливое и вдохновенное искусство.

С сожалением приходится отметить, что деятельность наших военных оркестров до сих пор не находит систематического и достаточно глубокого освещения в прессе. Музыкальная критика по-прежнему обходит своим вниманием военно-духовые оркестры и их репертуар, забывая о том, что военно-оркестровая музыка — один из тех демократических жанров, на необходимость развития которых указано в Постановлении ЦК ВКП(б) от 10 февраля 1948 года.

Руководство Союза композиторов, организовавшее секцию духовой музыки, должно добиться более решительного перелома на этом важном участке. Перед военно-духовой музыкой в нашей стране открыты неограниченные перспективы развития, и общие усилия всех советских музыкантов должны быть направлены к тому, чтобы полностью реализовать эти возможности.

МУЗЫКАЛЬНАЯ ЭСТЕТИКА

О некоторых вопросах советского музыкознания*

Ю. КРЕМЛЕВ

Работы Иосифа Виссарионовича Сталина, посвященные вопросам языкознания, имеют чрезвычайно большое значение, выходящее далеко за пределы критики ложных теорий Марра.

Товарищ Сталин указывает на необходимость отличать друг от друга явления, находящиеся в самой ближайшей, неразрывной, органической связи и взаимодействии: язык и мышление, язык и культуру, язык и идеологию. Вместе с тем товарищ Сталин справедливо требует конкретного изучения каждого явления в его собственной сущности, предостерегая от заманчивого на первый взгляд, но ложного, пагубного переноса тех или иных категорий и качеств с одних явлений на другие. Труды товарища Сталина о языке поставили перед советскими искусствоведами задачу четкого и принципиального разграничения понятий языка и идеологии, языка и надстройки, языка и искусства.

Известно, что Марр отрывал язык от мышления (отсюда его фантастические идеи о возможности внеязыкового мышления, не пользующегося даже внутренней речью); в то же время он отождествлял язык и мышление (отсюда его попытки механически перенести закономерности идеологии, культуры в область языка).

В музыковедении встречаются аналогичные ошибки. Существуют попытки вовсе оторвать музыку от языка, представить область музыки как абсолютно самостоятельную и замкнутую в себе, обладающую чистейшей специфичностью. Эти попытки, конечно, ложны, и их идеалистический смысл очевиден.

Но существуют и другие попытки — распространить закономерности языка на закономерности музыки, трактовать музыку как своего рода язык. Эти попытки, к сожалению распространенные, также ложны.

Поэтому с особой остротой встает требование разграничить категории языка и искусства. Работы И. В. Сталина о языкознании дают новую прочную основу для такого разграничения — прежде всего благодаря превосходному уточнению и дальнейшему развитию положений марксизма-ленинизма о сущности языка.

Еще Маркс, определявший язык как «непосредственную действительность мысли», как «практическое...действительное сознание», прекрасно показал особые качества языка как системы условных обозначений. «Название какой-либо вещи, — писал Маркс в “Капитале”, — не имеет ничего общего с ее природой»1. Этим Маркс подчеркнул несущественность прямого отображения в языке.

Нельзя, конечно, забывать, что образность (звуковая) в известной мере присуща языку, что слова отчасти изображают. Так, например, русские слова «гром», «ржание», «свистеть», а также соответствующие им французские «tonnerre», «hennissement», «siffler» или немецкие «Donner», «Wiehern», «pfeifen» содержат в себе звукоподражательные (притом различные) элементы. Но существует множество слов, непосредственная образность которых совершенно расплывчата2. Подобная «образность», безусловно, не главное, не определяющее в языке.

Если бы звукообразы предметов и действий были существом языка, перевод с одного языка на другой стал бы невозможным. На деле же мы знаем, что неотъемлемое качество любого языка — способность к переводу. При переводе с одного языка на другой многое теряется, но самое существенное, самое основное остается. Утрачивается фонетическая специфика, но сохраняются смысл, направление и ход мыслей, содержание и характер переданных словесными понятиями образов. Так, например, не зная французского языка, можно познакомиться с творчеством Бальзака, Дюма, Гюго, Мопассана в русских переводах и иметь ясное представление не только о содержании их произведений, но и о характере их писательской манеры, слога и т. д.

Коренное отличие языка от идеологии позволяет языку с равным успехом обслуживать различные массы и группы общества. «Язык для того и существует, — пишет товарищ Сталин, — он для того и создан, чтобы служить обществу, как целому, в качестве орудия общения людей, чтобы он был общим для членов общества и единым для общества, равно обслуживающим членов общества

_________

* Статья печатается в дискуссионном порядке.

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVII, стр. 113.

2 Как правило, это слова, обозначающие незвучащие (или нехарактерно звучащие) предметы и действия.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет