и композиторов (П. Амиранашвили, Д. Андгуладзе, А. Андриашвили, Н. Аладова, Ф. Амирова, Д. Аракишвили и других). Статьи об этих представителях советского искусства являются лучшим свидетельством осуществленной в нашей стране дружбы народов и неисчерпаемых возможностей социалистического строя, пробудившего к активной творческой жизни многочисленные народные таланты.

С интересом читаются материалы о современных зарубежных деятелях музыкального искусства. Статья о негритянской певице Мариан Андерсон — победительнице на нью-йоркском конкурсе вокалистов, которой ныне администрация американских театров отказывается предоставлять помещения для концертов, — звучит обличением реакционного режима современного американского империализма. В то же время в статье подчеркнуты популярность талантливой певицы в широких массах народа и заслуженный успех ее гастролей в СССР. Столь же красноречива небольшая статья о профессоре бухарестского Института искусства, композиторе М. Андрику, активном участнике строительства новой культуры Румынской Народной Республики и одном из виднейших представителей национальной музыкальной школы.

Однако не все статьи Энциклопедии о деятелях музыкального искусства можно считать безупречными. Некоторые из них явно неудачны. Например, вряд ли заслуживала помещения в томе II нового издания статья о пианисте-виртуозе Альбере Эжене, который, к тому же, выдается за популярного и плодовитого композитора. Учитывая, что известная часть имен русских и советских музыкантов оказалась незаслуженно обойденной в новом издании, вряд ли следовало предоставлять место для характеристики далеко не первостепенных явлений западного буржуазного искусства.

Крайне бессодержательно изложена характеристика Глафиры Алымовой, русской арфистки начала XIX века. В статье сообщаются лишь малоинтересные биографические подробности.

Подобное увлечение никчемными биографическими деталями можно проследить и в некоторых других статьях, например, об Алябьеве (автор Б. Штейнпресс). Здесь также, в ущерб музыкальной характеристике творчества композитора, мы встречаем неинтересные бытовые детали, например, сообщение о «заслугах» и успехах в служебной карьере отца композитора. Засорение статей подобными деталями свидетельствует о неумении отобрать наиболее нужный материал и дать правильное представление о передовых композиторах и исполнителях прошлого.

Вызывает законные возражения и другое. Характеризуя довольно детально некоторых иностранных музыкальных деятелей, составители Энциклопедии в то же время считают возможным иной раз отделываться пустыми, ничего не говорящими фразами, когда дело касается характеристики того или иного представителя отечественного музыкального искусства. Такова, например, смехотворная «творческая характеристика» русского дирижера И. Альтани. О нем лишь сказано, что он был «опытным дирижером, уделявшим большое внимание технической законченности исполнения». Скупой биографической справкой анкетного типа, совершенно не раскрывающей творческий облик художника, является статья о советском дирижере У. Авранеке. Общая, стереотипная фраза о том, что он «много сделал для развития хоровой культуры Большого театра», вряд ли может удовлетворить любознательного читателя, который хочет знать больше о деятеле, получившем почетное звание Народного артиста РСФСР.

Пустые фразы, заменяющие характеристику отдельных музыкальных деятелей, не могут быть расценены иначе, как результат поверхностного, а иногда и формального подхода редакции Энциклопедии к отбору некоторых материалов.

Статьи и очерки, характеризующие музыкальную культуру отдельных народов и стран, чаще всего дают вполне удовлетворительное освещение темы. Среди них к числу лучших бесспорно относится очерк об азербайджанской музыке из статьи «Азербайджанская ССР». Авторы очерка (А. Бадалбейли и К. Касимов) сумели осветить все актуальные вопросы музыкального искусства республики в тесной связи с общими социально-историческими условиями его возникновения и развития в Азербайджане. При жанровой характеристике песенного народного творчества правильно освещается героико-патриотическая тема борьбы свободолюбивого народа против иноземных — иранских и турецких — захватчиков и их феодальных приспешников в Азербайджане.

В очерке верно подчеркивается положительная роль могучего воздействия русской музыкальной культуры на азербайджанское музыкальное искусство и совершенно правильно говорится о его подлинном расцвете лишь после Великой Октябрьской революции. Это утверждение подкрепляется многочисленными примерами, характеризующими рост музыкальной культуры в республике. В очерке называются имена выдающихся деятелей музыкального искусства, композиторов и артистов, а также произведения, удостоенные Сталинских премий. При этом подчеркивается плодотворное влияние исторических Постановлений ЦК ВКП(б) по идеологическим вопросам на интенсивное развитие искусства республики за последние годы.

Наряду с этими большими принципиальными обобщениями, в названном очерке дается и разнообразный познавательный, справочный материал. Читатель получает необходимые сведения о характере и видах песенного творчества, об особенностях мелодики и о самобытных типах музыкальных инструментов, об искусстве ашугов, исполнительстве. В очерке освещается специфика крупных вокальных и инструментальных форм азербайджанской музыки — мугамов, говорится о развитии национальной оперы. Однако при анализе общих явлений азербайджанской музыки авторы очерка, к сожалению, не коснулись связей и взаимодействия ее с музыкальной культурой других народов Советского Кавказа; не освещена также борьба двух направлений в азербайджанской музыке — реалистического и формалистического.

Музыкальные разделы статей об Албании и Аргентине также заслуживают положительной оценки. В них разоблачается истинная сущность «культурной миссии», осуществлявшейся в Албании турецкими захватчиками, а затем итальянским и немецким фашизмом, и той же «миссии» американского империализма в Аргентине. В

статье об Албании убедительно показывается процесс бурного развития народной и профессиональной музыкальной культуры в новой, демократической республике.

К сожалению, в очерках, посвященных музыке Абхазской АССР и Адыгейской автономной области, у авторов статей, а вместе с ними и у редакции музыкального отдела БСЭ, не оказалось достаточно чувства нового. Больше того, в этих статьях применен обветшалый метод «этнографического» подхода к освещению музыкальной культуры народов Советской Абхазии и Адыгеи.

Правда, в названных статьях даны интересные для читателя сведения, помогающие ориентироваться в особенностях народного песенного и инструментального искусства абхазцев и адыгейцев. Однако авторы почти полностью игнорируют новые, современные явления в развитии музыки этих народов. Если не считать одной-двух общих фраз о новом содержании песен нашего времени, в статьях почти совсем не характеризуется развитие советской музыки в Абхазской республике и Адыгейской области. Ничего не говорится и о том, что, наряду с небывалым расцветом народного творчества, здесь начинает развиваться профессиональная музыка и создаются музыкальные учреждения. Забытыми оказались вопросы развития музыкальной самодеятельности, деятельности клубов и концертных площадок. Обойден молчанием важнейший вопрос о том, как музыка Советской Абхазии и Адыгеи, проникаясь социалистическим содержанием и развивая национальную форму, в то же время получает невиданный стимул благодаря прочным связям со всей советской и, в особенности, с русской советской музыкальной культурой.

Подобного рода упущения обедняют представления читателей о музыкальной культуре автономных республик и областей Советского Союза и, следовательно, искажают советскую действительность.

Удачно написана статья об австрийской музыке. Здесь даны всесторонняя характеристика и исторический обзор развития австрийской народной и профессиональной музыки, освещены вопросы творчества и исполнительства; дана также принципиальная оценка явлениям, характерным для австрийского музыкального искусства. В очерке правильно отмечаются прочные связи австрийского музыкального искусства со славянской музыкой и влияние последней на развитие австрийской музыки. В статье приводятся факты благотворного влияния чешской, хорватской, сербской, польской и русской музыки на творчество Гайдна, Моцарта, Бетховена.

Вместе с тем следует отметить, что в этой статье явно преувеличена степень воздействия итальянской музыки, нидерландских полифонистов, французской и прочих музыкальных культур на австрийскую музыку. Конечно, нельзя отрицать существовавших связей и взаимовлияний; однако, безоговорочно утверждая якобы характерную для Австрии «смешанность стилистической почвы», породившей австрийский зингшпиль, автор статьи в значительной мере игнорирует самобытную основу австрийской музыки.

Весьма сложный вопрос о взаимовлияниях культур австрийской нации и национальных меньшинств, населявших страну, и тем более государств и наций, находившихся в интенсивном историческом общении с Австрией, не может решаться упрощенно. Правда, в статье сделана попытка решить этот вопрос, исходя из анализа этнографических, культурных, религиозных и прочих связей народов. Но, к сожалению, автор не смог последовательно применить сталинское учение о нациях, в частности, анализ процесса консолидации восточных капиталистических наций в условиях не ликвидированного еще феодализма. Совершенно очевидно, что при решении вопроса о влияниях и связях следовало целиком исходить из сталинского определения нации и при анализе факторов, способствовавших формированию и развитию австрийской музыки, нельзя было забывать о том, что общность людей возникает на базе общности не только языка (о чем правильно упомянуто в очерке), но и территории, экономической жизни и психического склада. Не упоминая об этом, автор очерка в то же время излишне подчеркивает и выделяет в качестве самостоятельных факторов религиозные традиции и приемы богослужения, характер природы, бытовые особенности, местные диалекты и т. д. К другим недостаткам в целом неплохой статьи следует отнести ошибочную, на наш взгляд, оценку венской классической оперетты. За формальными достижениями ее музыкально-художественного языка автор не увидел идейно неполноценного сюжетного содержания даже лучших ее образцов (в отличие, например, от социально заостренной французской оперетты эпохи Наполеона III).

Есть в статье и ошибки, обусловленные неправильной терминологией и неряшливым изложением. Вряд ли, например, следует при сопоставлении народной песни с профессиональной песней Гайдна, Моцарта и Шуберта называть последнюю «художественной». Подобное разделение творчества на художественное и народное в корне неправильно: оно противоречит известным высказываниям классиков марксизма-ленинизма о народной песне, которая художественно совершенствуется и шлифуется веками, достигая непревзойденных высот своеобразия и самобытности.

В другом месте очерка неточная формулировка заставляет читателя причислить Брукнера в качестве представителя «симфонизма большого плана» к «крупным мастерам высокого музыкального стиля». Совершенно очевидно, что масштабность произведений не может служить критерием «высокого стиля» композитора, чье творчество характеризуется чертами антидемократизма, клерикально-мистическими тенденциями и изощренно индивидуалистическим почерком. Неудачной фразой автор неоправданно смягчает и критическую оценку буржуазно-модернистических произведений Э. Кшенека.

Еще одной статьей, связанной с характеристикой музыки как национального явления, присущего тому или иному народу, является очерк об арабской музыке (автор профессор В. Беляев). В этой статье также сделана попытка переосмыслить традиционные, во многом искаженные взгляды на характер, происхождение и условия формирования арабской музыкальной культуры. Известно, что последней долгое время необоснованно приписывались многие достижения музыкальной науки, творчества и исполнительства других народов. В статье правильно отмечается,