Выпуск № 2 | 1951 (147)

то ему нанесена в фильме, на наш взгляд, даже обида. Когда между друзьями-сожителями единственный раз заходит речь о произведении Римского-Корсакова, а именно, о дуэте из «Псковитянки», Мусоргский с еле скрываемой иронией задает Корсакову вопрос: «Любовный?» И это все, что говорится об оперном первенце Римского-Корсакова, сочинявшемся одновременно с «Кромами», о гениальной «Псковитянке» с ее песней вольницы, с потрясающей сценой веча — сестрой массовых сцен «Бориса Годунова».

На этом можно было бы кончить, собственно, рецензию на фильм «Мусоргский». Правда, музыковеды не могут пройти мимо некоторых важных вопросов музыкально-исторической концепции фильма. Здесь многое представляется спорным. Но, говоря прямо и искренно, нужно признать, что все это относится скорее уж не к области критики фильма, а к музыковедческой самокритике!

***

Мы уже говорили, что важнейшей новаторской чертой фильма «Мусоргский» является то, что он разбивает в прах старую традицию, старое «трагическое» представление о Мусоргском и по-новому, смело и талантливо рисует и облик самого композитора и его творческий путь.

В какой мере наше музыковедение помогло сценаристам и постановщику фильма? Увы! Творческая практика нашего кино оказалась намного впереди музыковедческой теории. Обиднее всего то, что опубликованные за годы революции интересные творческие материалы о Мусоргском никем не обобщаются и не используются; за последние годы у нас не появилось ни одной большой и по-новому трактующей творчество Мусоргского музыковедческой работы. Нет у нас монографических исследований, нет попросту новой, отвечающей современным нашим требованиям биографии великого композитора, не пересмотрены старые оценки и старые взгляды, скажем, на последний этап творчества Мусоргского и т. д.

Что требовалось для того, чтобы по-новому, сегодняшними глазами, увидеть Мусоргского, «высветлить» его образ, его творческий путь? Новое прочтение старых фактов и привлечение новых данных, которые игнорировались в старых исследованиях, посвященных Мусоргскому. Сценаристам же пришлось довольствоваться старыми материалами, опираться на устаревшие музыковедческие «концепции» и мнения. Поэтому-то мы так неожиданно встречаем в «Мусоргском» некоторые, казалось бы, давно «забытые мотивы», столь не вяжущиеся с ярким, солнечным звучанием фильма.

Как, например, выглядит в фильме музыкальная Россия 60-х–70-х годов? Если довериться авторам сценария, то эту музыкальную Россию составляли «Могучая кучка» (все члены которой заняты «вторыми профессиями») и Бесплатная Музыкальная школа. Им противостоит целиком реакционное, враждебное народным интересам Императорское Русское Музыкальное общество. И все. Подобная картина в чем-то очень напоминает старую концепцию Стасова, сочувственно воспринятую авторами сценария. Не случайны, конечно, в фильме разговор Стасова с Мусоргским о расколе XVII века и стасовская реплика: «Мы с вами давнишние раскольники». Но «Могучая кучка» не была кучкой раскольников (даже и музыкальных). «Могучая кучка» вела смелую борьбу с музыкальными ретроградами за русское национальное искусство. Но в этой борьбе «Могучая кучка» не была одинокой. «Могучая кучка» была передовым, но не единственным действовавшим отрядом русской музыкальной армии. В 60-е–70-е годы прошлого века, как известно, русская музыка переживала эпоху бурного расцвета. В начале 70-х годов, к которому приурочена главная часть фильма, у Римского-Корсакова из крупных полотен были написаны уже две симфонии, музыкальная картина «Садко». Чайковским были написаны три симфонии и уже создана увертюра-фантазия «Ромео и Джульетта» — величайшее произведение русской и мировой музыкальной классики. Центр мирового симфонизма переместился в Россию. В опере у нас было не только наследие двух титанов — Глинки и Даргомыжского: помимо «Бориса Годунова», в русском «оперном портфеле» были уже и «Опричник», и «Кузнец Вакула» Чайковского, и три оперы Серова, и «Псковитянка» Римского-Корсакова, и т. д. Интенсивнейшую концертную деятельность развивали не только Бесплатная Музыкальная школа, но и Русское Музыкальное общество. Существовали кон-

Кадр из кинофильма «Мусоргский».
Сцена исполнения Мусоргским песни «Блоха»

в Москве и Петербурге, и уже через три года после своего открытия, в первом своем выпуске 1865 года, Петербургская консерватория дала русской музыке Чайковского. Мы уже не говорим о том, что в эти годы русская музыка начала прочно завоевывать свой приоритет во всем мире, что передовые музыканты Запада устремляли свои взоры к Москве и Петербургу, к Чайковскому и «Могучей кучке», деятельность которых играла огромную роль в жизни не только русского, но и мирового музыкального искусства.

А разве подъем и рост русской культуры был в те поры только в музыке? А в литературе? Разве Лев Толстой и Тургенев, Некрасов и Островский, Салтыков-Щедрин и другие, разве передвижники в живописи, Чайковский в музыке, разве все они не делали, в конце концов, одно общее патриотическое дело — дело создания национальной русской демократической культуры — по существу в одном фронте с «Могучей кучкой»?

Если бы все это было вовремя подсказано сценаристам, насколько такая трактовка развития русской культуры в 60-х–70-х годах XIX века усилила бы оптимистическую трактовку образа Мусоргского! По фильму «Могучая кучка» трактуется как явление главным образом оппозиционное, по-стасовски «раскольническое». Сам Стасов показан вне его широчайших связей с музыкантами-небалакиревцами, с учеными и писателями, вне его газетных фельетонов, словом, в значительной мере вне всей его бурной и замечательной деятельности «зажигательного стекла» и «шпоры» (как называли Стасова друзья). Поэтому таким неполным в фильме выглядит образ Стасова.

На наш взгляд, Н. Черкасов замечательно играет эту роль, но не его вина, что и Стасов в фильме, если говорить откровенно, немножко... «безработный». Этого духовного силача, энтузиаста, неутомимого борца за русскую культуру,

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет