Выпуск № 9 | 1950 (142)

Иоганн Себастьян Бах

Ю. ШАПОРИН, В. ГОРОДИНСКИЙ

«Если представить великих композиторов в виде горной цепи, то Бах, мне кажется, своей вершиной уходит далеко за облака, где всегда горящие лучи солнца скользят по ослепительной белизне его ледяного покрова. Таков Бах. До кристальности чистый, светлый...».

Так характеризовал Баха великий основоположник советской литературы Алексей Максимович Горький.

Прошло двести лет со дня кончины величайшего музыкального гения, родоначальника новой музыкальной культуры.

Творчество Баха возвышается над всем, что создавалось в музыке не только его немецкими предшественниками и современниками, но и французскими и итальянскими композиторами. В своем творчестве Бах как бы резюмирует художественный опыт всей предыдущей эпохи.

Палестрина и Орландо Лассо, Вивальди и Корелли, славнейшие немецкие мастера Дитрих Букстехуде и Иоганн Пахельбель, — все они так или иначе явились предшественниками Баха. Немецкая народная песня и выросший на ее основе немецкий протестантский хорал, богатства итальянских и нидерландских контрапунктистов, все тонкости стиля и мастерства французских клавесинистов, бесконечное разнообразие итальянской певческой культуры,— все это послужило элементами, все стало строительным материалом для творчества «великого кантора», в котором, по образному определению Одоевского, «таинство зодчества соединялось с таинствами гармонии».

Уже давно, по молчаливому соглашению музыкантов всех стран, признан бесплодным старый спор о том, в какой сфере творчества всего сильнее обнаружил себя баховский гений. Без боязни преувеличений можно утверждать, что органная, фортепианная и вокальная музыка всех видов, симфоническое и камерно-инструментальное творчество на протяжении двух столетий в своих основных и важнейших формах развивались под могущественным влиянием творчества Баха.

Если великий русский пианист Антон Рубинштейн утверждал, что «Хорошо темперированный клавесин» Баха есть «жемчужина в музыке», то ведь и Бетховен считал этот единственный в своем роде цикл произведений своей «библией», а гениальный поэт польской музыки Шопен, по его собственным словам, играл прелюдии и фуги перед каждым своим публичным выступлением, черпая в поэзии Баха пафос своего творчества...

Рубинштейн говорил, что даже если бы от всего творчества Баха сохранились только эти прелюдии и фуги, то и тогда «нечего было бы отчаиваться — музыка не погибла». Почти то же, в сходных выражениях Леопольд Шмидт говорил о «Высокой» h-moll’ной мессе. Список этих «единственных и самых гениальных» произведений Баха мы могли бы продолжить до бесконечности, охватив в равной мере все виды органной, камерно-инструментальной, вокальной и симфонической музыки великого мастера.

Говоря о симфонизме Баха, нужно помнить не только о собственно оркестровых произведениях Баха. Оркестро-

вые интерлюдии и вступления к ораториям и кантатам (напомним хотя бы увертюру к «Рождественской кантате» или 24 такта вступления к «Gloria» из h-moll’ной мессы), каждая в отдельности и все вместе являются блестящим доказательством программно-симфонического мышления Баха.

Симфонизм Гайдна и Моцарта генетически восходит не только к знаменитой «Маннгеймской школе», но также к баховским оркестровым сюитам и инструментальным концертам. Влияние Баха в творчестве самого Моцарта все еще недооценивается, хотя оно огромно не только в инструментальной или симфонической, но даже и в его оперной музыке.

У Баха мы встречаем изумительные по силе и смелости прозрения в будущее. Именно на образцах баховского творчества всего яснее становятся жалкая ограниченность и пустота пресловутых «прогнозов» Ганслика и его учеников, устанавливающих, как известно, определенные и весьма короткие сроки эстетической жизненности музыкальных произведений. Баховские шедевры, возникшие свыше двухсот лет назад, не только сохранили всю свою красоту, свое колоссальное величие; несомненно, что их обаяние еще усилилось. Вот великолепное доказательство абсолютной верности известного положения Серова, процитированного в исторической речи А. А. Жданова на совещании деятелей советской музыки в ЦК ВКП(б): «Над истинно прекрасным в искусстве — время бессильно, — иначе бы не любовались ни Гомером, Данте и Шекспиром, ни Рафаэлем, Тицианом и Пуссеном, ни Палестриною, Генделем и Глюком».

Почти полтораста лет тому назад музыкальный ученый и страстный патриот Иоганн Форкель написал книгу о жизни и творчестве Баха — первую самостоятельную работу, начинающую собой необъятную мировую «бахиану». Форкель заключил свою книгу словами: «Этот человек, величайший музыкальный поэт, какой когда-либо жил на свете, был немец! Гордись им, отечество! Гордись им, но будь же достойным его!» Его пламенные слова явились признанием общенародного национального значения творчества Иоганна Себастьяна Баха, они прозвучали призывом еще тогда, когда Германия была раздроблена на множество феодальных владений и самое понятие о германском отечестве подменялось представлениями о баварском, саксонском, вюртембергском и тому подобных «отечествах». В этом царстве микроскопических государств, в удушливой атмосфере мещанского раболепия задыхался великий народ, разрозненный и порабощенный.

И если в этой обстановке выдвигались колоссальные личности, подобные Баху, то степень их исторического значения измеряется и определяется тем, что они являются носителями великой идеи национального единства. Форкель раньше чем кто-либо понял, что Иоганн Себастьян Бах является общенародным национально-немецким гением, что он не принадлежит ни Саксонии, ни Тюрингии, ни микроскопическому Кётену, но что он составляет гордость, честь и славу всей Германии, всего немецкого народа, как один из величайших его сынов.

В западноевропейском музыковедении было множество попыток представить Баха космополитом, каким-то вненациональным и, в сущности, внеисторическим гением. Мы вправе гордиться тем, что именно русская музыкальная мысль всегда чуждалась этих фальсификаций и знала только одного Баха — великого народного художника, выразителя демократических идей, никогда не умиравших в народных массах Германии.

Тайну бессмертия музыки Баха нельзя разгадать, не понимая коренных органических связей Баха и его творчества с народно-немецким мелосом, с поэзией немецкого народа, со всем жизненным строем Германии.

Ограниченность, поистине куриная слепота буржуазного музыкознания, между прочим, сказалась и в том, что, исследуя со всей тщательностью генеалогию Баха, его биографы не понимали того, что в действительности «династическая наследственность» Бахов есть не что иное, как явление исторической преемственности. В роду Бахов — и по восходящей и по нисходящей линиям — все музыканты: великий Иоганн Себастьян Бах был сыном, внуком и правнуком музыкантов. Прапрадед Баха, деревенский мельник Фейт, был одаренным музыкантом-любителем. Прадед Иоганна Себастьяна был музыкантом-профессионалом,

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет