Выпуск № 8 | 1949 (129)

слика обвиняют в сухом формализме, так как, по его мнению, для Ганслика музыка вообще находится по ту сторону проблемы формы и содержания.

В чем смысл этого утверждения, которое, как мы знаем, совершенно не соответствует содержанию книги Ганслика? Оно представляет хитроумно задуманный софизм. Оказывается, что сам проф. Гац рассматривает категории формы и содержания, как якобы неприменимые в музыке, которую «можно познать только из нее самой». Таким образом проф. Гацу принадлежит безусловно величайшее «открытие» о том, что понимание музыки без содержания и без формы якобы... не есть формализм.

«Защищая» Ганслика от упреков в формализме, Гац договорился до полного отрицания формы. Но от софизмов Ганслика до софизмов Гаца не так уж далеко. Вот почему формалист Гац «защищает» формалиста Ганслика от упреков в формализме.

Почему мы критикуем и разоблачаем формалиста Ганслика? Быть может, не стоило заниматься разбором его книги? Проф. Буцкой, который, как мы отмечали выше, сам запутался в гансликианстве, склоняется к этой точке зрения. Оговаривая свои критические замечания о теории Ганслика, проф. Буцкой1 пишет, что если бы не то обстоятельство, что «до настоящего времени то здесь, то там... эта точка зрения не жила в умах музыкантов», можно было бы не останавливаться на этой книге.

Это глубочайшая ошибка. Говорить так,— эго значит не понимать необходимости борьбы против теоретических основ формализма.

Ганслик — «классик» формализма. Хотя книга его вышла в свет почти сто лет назад, она и поныне в буржуазном музыковедении пользуется значительной популярностью.

Формализм Ганслика — один из важнейших теоретических источников эстетики современного формализма.

В «сверхновых» идеях Стравинского, отрицающего чувства и признающего только ритм и движение в качестве основы музыкального искусства, мы видим всё тот же знакомый старый гансликианский хлам: долой чувства, никакого содержания, да здравствует движение «вообще»!

Глубочайшая реакционность книги Ганслика состоит не только в принципиальном обосновании музыкально-эстетического формализма. Вреднейшее влияние этого трактата заключается в том, что именно Ганслик в общедоступной форме сделал теоретические принципы музыкального формализма популярными. Ганслик — теоретик формализма. Он принадлежит к опаснейшим противникам, пользующимся коварными методами полемики. Коварная сущность его полемических маневров состоит, как мы уже видели, в том, что он ведет атаку против содержания музыкального искусства под видом защиты его специфики. Он пытается подорвать основы музыкальной эстетики под видом научно-философской защиты этих основ; он пропагандирует «новую» музыкальную эстетику, скрывая ее формалистическую, реакционную сущность; он стремится обосновать формализм под маской мнимого противника формализма.

Полное и всестороннее разоблачение идейной основы гансликианства — одна из главных задач советского музыкознания в его борьбе за эстетику социалистического реализма.

_________

1 Проф. А. К. Буцкой, Структура музыкального произведения, стр. 35.

МУЗЫКАЛЬНОЕ НАСЛЕДСТВО

Письма В. В. Стасова к С. Н. Кругликову

Впервые публикуемые письма В. В. Стасова к музыкальному критику С. Н. Кругликову представляют собой чрезвычайно ценную и яркую летопись музыкальной жизни Петербурга за четверть века.

Письма эти писались Стасовым в пожилом возрасте: первое из них датировано 23 октября 1881 года, когда ему было 57 лет; последнее написано 30 сентября 1906 года, накануне смерти, сразившей Владимира Васильевича в возрасте 82-х лет, в ночь на 10 октября 1906 года.

В письмах ярко отражены прогрессивная роль В. В. Стасова в истории русской музыки, его горячая заинтересованность в ее судьбах и неизменная поддержка им передовых художественных творений, близких народу. Каким юношеским задором и горячностью полны высказывания этого «талантливейшего истолкователя "могучей кучки"»! — как охарактеризовали его почитатели в одной из приветственных телеграмм. Все письма Стасова говорят об его исключительно заботливом отношении к творчеству талантливых русских композиторов, о его неизменном стремлении «подтолкнуть», подогреть, вдохновить их творческий пыл.

Безгранична радость В. В. Стасова при появлении новых творческих сил в любой области музыки. Как горячо приветствовал он Скрябина, как тепло отзывался о своих учениках Н. Финдейзене и И. Корзухине, да и о многих других!

Читая письма В. В., ясно представляешь себе его сияющие глаза, когда он пишет о новых значительных композициях своих «подшефных» друзей-музыкантов. Чувствуешь его «радость безмерную» по поводу оперы «Садко» Римского-Корсакова или «Стеньки Разина» Глазунова. Ясно ощущаешь и то, как болезненно переживал он разлад с Балакиревым, отошедшим от своих прежних друзей и соратников.

Большой интерес представляют отзывы В. В. о М. П. Беляеве, внесшем огромный вклад и своим издательством и своими концертами в русскую музыкальную культуру.

Следует оговорить некоторые ошибочные положения В. В., относящиеся к оценке деятельности А. Г. Рубинштейна и П. И. Чайковского. К Рубинштейну у В. В. отношение было двоякое: он высоко ценил его как гениального пианиста, но недооценивал его как композитора и, в особенности, как представителя Петербургской консерватории, с которой, как известно, враждовали участники «могучей кучки». П. И. Чайковского В. В. очень высоко ценил как симфониста. Вспоминаю, как В. В. сидел с закрытыми глазами и как из-под век у него выступали слезы, когда в доме моих родителей на двух фортепиано исполняли 6-ю симфонию Чайковского. Но как оперного композитора он Чайковского не признавал и высказывал глубоко неправильное мнение о «Пиковой даме».

Письма В. В. показывают огромный диапазон его музыкальных интересов.

Мы находим в его письмах сообщения о юбилее Глинки и памятнике ему, о памятнике Бородину, о юбилеях Римского- Корсакова, Глазунова, Кюи и многих других

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет