Выпуск № 6 (127) | 1949 - страница 36

Нo замечается и обратный процесс, когда фактором, осмысливающим и оплодотворяющим музыкальный ритм, является содержание текста. Во многих лирических и обрядовых песнях ритм — это средство выражения поэтических образов текста. К сожалению, эта чрезвычайно важная сторона музыкального песнетворчества мало изучалась нашими фольклористами. Анализируя произведения композиторского творчества, мы детально изучаем особенности и выразительность его музыкального языка, но, к сожалению, мы часто не замечаем, какой высокой степени выразительности достигает народный певец, располагая весьма скромными средствами. Мы делали также крупную ошибку, мало обращая внимания на мелодические варианты отдельных строф песни, при записи довольствуясь одной первой строфой мелодии и тем самым пропуская чрезвычайно важные интонационные и ритмические изменения, вызванные содержанием текста (развивающейся фабулой, поэтическими образами и ярко лирическими моментами).

Ведь не случайно, что, когда в песне поется о «горе высокой», голос поднимается вверх, верхний звук акцентируется динамически и затягивается ритмически, разрушая тактовую симметрию: в следующей строфе, где поется уже о другом, скачок вверх и ритмическое затягивание уступают место обыкновенному движению мелодии.

Когда поется о спокойно плывущей по морю ладье, ритм мелодии плавный, качающийся, спокойный, с периодическими затягиваниями, подражающими, по-видимому, ритмическим движениям гребца. Пение птиц изображается мелодическими извивами и фигуративными украшениями, а «широкое поле» — медленным и широким ходом мелодии.

Но не только во внешних образах ритм является спаивающим элементом поэтического и музыкального начала. Можно смело сказать, что весь глубокий лиризм литовского народного песнетворчества в самом непосредственном своем проявлении тесню связан с музыкально-ритмическими элементами. Выразительность и живописность многих мелодий связана со свободным (но четко закономерным) ритмическим движением.

Ритмическая свобода и выразительность мелодий области Дзукия носят черты индивидуального творчества. Многочисленные варианты ясно показывают творческий процесс переработки отдельных песен. В пении здесь много импровизационных моментов, много случайного, личного, что, однако, не выходит за пределы типичного, устойчивого исполнительского стиля. Здесь каждый хороший певец создает свою собственную манеру пения, которая выражается в характере интонации, в степени ритмической свободы, в темпе, в фигурациях и даже в произношении слов текста. Хорошие певцы здесь пользуются славой, о них говорят в окрестности, ими гордятся, приглашают на свадьбы, семейные и прочие празднества. Надо думать, что многие лирические песни области Дзукия создавались и пелись индивидуально; да и тематика песен подтверждает это предположение (сиротские и женские скорбные жалобы, досвадебные девичьи песни в уединенном садике: прощание невесты с зеленой рутой — символом ее молодости, и т. д.).

Гибкий и выразигельный рисунок мелодии, ее логическое развитие с внутренней напряженностью, со стремлением к объединяющему, цельному завершению, ее замкнутость в себе, ее короткое, но решительное развертывание музыкальной мысли — это настоящая монодия или музыкальный монолог для сольного исполнения. В хоровом унисонном исполнении она теряет свою пламенность и красочность индивидуальных певческих приемов исполнения. Она как будто скована внешними узами, которые препятствуют легкости и пластичности ее движения.

Совсем не таково многоголосное пение северовостока и запада Литвы, развивающееся на основе гармонического «вертикального» мышления. Простое, незамысловатое многоголосие этих песен развивалось за счет мелодической линии, — она лишалась мягкости и пластичности; частые повторы тех же звуков, пребывание на высоких регистрах мажорного звукоряда без опоры на тоническом звуке и окончание на тонической терции или квинте дают впечатление незаконченности, шаткости, незакрепленности. Когда такую песню поют на один голос, она кажется даже скучной, но достаточно спеть ее хором на два или три голоса, как она вдруг оживает, озаряется каким-то светом, звучит какой-то теплотой и молодой свежестью.

Такую песню часто начинает запевала, но она сейчас же подхватывается и сопровождается подголосками — чаще всего параллельными терциями. Чувство коллективности в пении развито здесь гораздо сильнее, чем на юго-востоке Литвы. В области Дзукия искусство певца-солиста заключается в развитии и разукрашивании мелодической линии; здесь внимание сосредоточивается на достижении аккордного благозвучия и ритмической точности, хотя это благозвучие и достигается в ущерб мелодической линии. Самый характер многих песен, как и обстоятельства их исполнения, говорит о коллективности. Так, широко распространены застольные песни, повествующие об изготовлении любимых в этой области напитков «alus» и «midus» (пиво и мед), о том, «что рассказывает хмель, в садике растущий», и т. п. Поются и песни при совместных работах, как, например, при тереблении и обработке льна, жатве, сенокосе, постройке, распространены также песни юмористические и состязательные. По своему настроению эти песни обычно бодрее и жизнерадостнее, чем одноголосные.

Возможно, что традиция хорового пения области Аукштайтия перенята из старинной «сутартине», сохранившейся и поющейся исключительно в этой области. Не установлено, пелась ли она когда-либо в других областях Литвы; никаких существенных признаков этого пока не обнаружено.

Архаичность «сутартине» — старинной трудовой и плясовой двухголосной песни — сказывается в примитивности мелодии (повторение терцового интервала), в своеобразном двухголосии (параллельные секунды), в исполнении двумя хорами попеременно, в неразвитости и примитивности текста, в употреблении многочисленных и весьма разнообразных припевов (рефренов, восклицаний, междометий) и в ритме движения.

Мелодия «сутартине» состоит из двух частей; вторая часть — это, собственно, повторение первой части секундой выше или ниже; на вторую часть приходится большей частью рефрен. «Сутартине» поется тремя способами: «вдвоем», тогда запевала (rinkejas) поет первую часть мелодии, а сопровождающий (patarejas) певец — вторую, варьируя текст, при этом в созвучии голосов получаются секунды; «втроем» — тогда все три певца поют поочередно мелодию, вступая на второй половине мелодии, причем, когда двое поют, — третий отдыхает, «вчетвером» — ее поют четыре певца попарно: что пропоет первая пара, то повторяет вторая.

Таким образом в этих трех видах «сутартине» в сущности меняется только способ ее исполнения: в первом — совместный контрапунктический, во втором — канонический и в третьем — хоровой антифонный.

Кроме хорового принципа и характерного для «сутартине» синкопированного ритма, трудно заметить какое-либо непосредственное влияние ее на песенное творчество области Аукштайтия. И все же, когда приходилось присутствовать при исполнении 70- и 80-летними старушками танца с пением «сутартине», с их почти обрядовой торжественностью исполнения, невольно думалось, что в «сутартине» таится ключ к открытию важных исторических моментов в развитии пения вообще и многоголосного пения области Аукштайтия. в частности. Нет сомнения, что должна существовать какая-то психологическая связь между этими двумя многоголосными жанрами; возможно, что эта связь — стремление к коллективности. В настоящее время «сутартине» — редкость, она вымирает вместе, со стариками, поющими ее, а молодежь ею уже не интересуется; и это естественно, так как «сутартине» в современной музыкальной культуре является музейным пережитком. В слушателях с развитым музыкальным вкусом она вызывает недоумение, в то время как многоголосная песня области Аукштайтия и одноголосная песня области Дзукия по-прежнему обладают большой жизненной силой; их не вытеснили мещанские банальные побрякушки, созданные и поддерживавшиеся буржуазным обществом, они ждут своих народных композиторов, способных создать новые национальные музыкальные формы.

Большая задача стоит перед литовскими композиторами: глубоко изучить богатую мелодику литовских народных песен, особенно песен области Дзукия, и на ее основе создать стильное, характерное литовское многоголосие. К сожалению, до нашего времени еще не выработана сколько-нибудь обоснованная система гармонизации литовских народных песен. Прежние обработки подчас и отмечены большим мастерством и художественностью, однако в них нет объединяющей закономерности, и потому они не обладают общим национальным характером. В обработке этих песен встречаются приемы, не имеющие ничего общего с литовским народным творчеством. Народная мелодия рассматривается как сырой материал, из которого совершенно произвольно, по своему вкусу делается, что угодно.

Задача создания национального принципа гармонизации для наших) композиторов тем труднее, что в наиболее художественно ценных в отношении мелодики областях, как уже было упомянуто, многоголосие почти отсутствует. Возможностей поучиться у народных хоров, как делали и делают русские композиторы, у нас нет; чрезвычайно интересное самобытное многоголосное пение русского народа — это целая школа, которая может дать направление в развитии чисто народного художественного стиля, но мы этой школой не обладаем. И потому следовало бы с особенной серьезностью отнестись к созданию своего многоголосного стиля.

К выполнению этой серьезной задачи — созданию национальных форм на основе народного музыкального творчества — призывает советских композиторов и Постановление ЦК ВКП(б).

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание