Выпуск № 2 (123) | 1949 - страница 38

нибудь предания о происхождении киргизской музыки. Сначала Мураталы отговаривался незнанием. Но один раз беседа приняла желательное направление.

Началось с того, что Мураталы неожиданно заиграл на комузе маршеобразную бравурную пьесу с ускоряющимся к концу темпом. Окончив играть, он проговорил: «Эски-камбаркан»¹. Я попросил его подробнее объяснить мне значение этих слов и содержание музыки. Мураталы сначала обрывистыми фразами, напрягая память, потом все более складно и безостановочно, рассказал интересную народную легенду. Беседу эту я тогда же записал со слов переводчика.

«Давно это было... — начал Мураталы. — Мой дед учил меня играть этот камбаркан... Учил и приговаривал: "Это старинный камбаркан... его знали наши прадеды, от него и пошла вся киргизская музыка..."».

Мураталы остановился. Собрался с силами, сдвинул брови. Потом, как бы сосредоточенно вглядываясь в даль, продолжал:

«Жил, был храбрый охотник-киргиз. Звали его Камбар. Не по степи и не с беркутом он промышлял, а забирался в лес и там один-наодин расправлялся со зверями и птицами.

Однажды он возвпащался с охоты домой. Его путь лежал через густые заросли высоких деревьев. Неожиданно Камбар услышал какието мелодичные звуки. Они раздавались сверху, над головой. Смотрел, смотрел Камбар и ничего не мог заметить. А человек он был настойчивый и любил до всего додуматься, все понять и объяснить. Вот и решил он: "Полезука я на дерево, там виднее будет, что так красиво звенит".

Когда добрался он до макушки, то увидел нитку, протянутую от одного дерева к соседнему. Ветер раскачивал ветви деревьев, ветки задевали за нитку, вот она и звенела. Но Камбар на этом не остановился; он стал разглядывать нитку. Оказалось, что это вовсе была не нитка, а высохшая кишка. "Как она сюда попала?" — подумал он и стал еще пристальнее приглядываться. Залез на другое дерево, осмотрел все кругом...».

Мураталы перевел взгляд на присутствующих, сделал небольшую передышку и, слегка улыбнувшись, проговорил с расстановкой: «А кишка-то была обезьянья... Обезьянка-то, значит, неудачно прыгнула, наскочила своим брюхом на острый сучок, да и распорола себе живот. Кишка растянулась от одного сучка к другому, высохла и стала звенеть.

Ну, Камбар, конечно, сообразил. Он смастерил первый музыкальный инструмент и от радости весело заиграл на нем первую киргизскую мелодию. Инструмент этот стал потом называться комузом, а пьеса, которую сложил Камбар и которую переняли от него его дети, внуки и правнуки, так и до сегодня носит его имя — "Камбаркан"».

— Но почему же здесь есть еще лишнее слово «кан»? — спросил я, — Ведь пьеса-то называется не «Камбар», а «Камбаркан»?

Мураталы недовольно взглянул на меня и, как и в начале своего рассказа, обрывая фразы, ответил: «Это слово не лишнее... Оно почетное.... Народ уважает своих музыкантов, а Камбар был самым первым музыкантом. Вот за его заслуги народ и прозвал его "кан", или "хан"... Камбар никогда не был ханом, он был охотник, но в старину уж так принято было: если человека хотят выделить, то и величают его "ханом"». Мураталы закончил свой рассказ даже с оживлением:

«С тех пор каждый хороший киргизский музыкант чтит память Камбара и в честь его сочиняет свой "камбаркан". И я, и мой отец Куренкей, и Атай, и Калык, — все мы сложили свои "камбарканы". Вот Карамолдо сочинил "Колхозный камбаркан". Его музыка еще более веселая, — ведь комуз-то поет про колхозную жизнь». При этих словах Мураталы встал, приложил правую руку к сердцу, вежливо поклонился присутствующему здесь автору «Колхозного камбаркана» г. Карамолдо Орозову и, улыбаясь, подал ему свой комуз.

Чрезвычайно ценные воспоминания и наблюдение высказал Мураталы об инструментальной музыке киргизов. Ссылаясь на свидетельство своего отца и воспоминания детства, он, например, утверждал, что некоторые инструментальные пьесы раньше исполнялись с пением. Теперь слова утерялись, и «ыр»² превратился в «куу»³. Мураталы указывал, что и теперь некоторые музыканты (например, Калык Акиев) при исполнении инструментальных произведений иногда начинают вдруг подпевать. И сам Мураталы, играя на кыяке или комузе, нередко комментировал словами отдельные места пьес (например, сценку на джайлоо⁴, байгу (скачки) и др.).

По одному из рассказанных Мураталы преданий, «песня пришла к киргизам после того, как она побывала у казахов». «И правда,— говорил рассказчик, — наша музыка и казахская — родные сестры». Он утверждал, что и профессноналы-

_________

¹ Старый камбаркан.

² «Ыр» — песня.

³ «Куу» — инструментальная пьеса.

⁴ «Джайлоо» — горное пастбище.

певцы, и самое слово «акын» появились у киргизов лишь в последние 150–200 лет и также под влиянием казахов. «У киргизов с давних пор были "ырчи" (народные певцы), все киргизы всегда умели петь, но специалисты-акыны начали выделяться только на памяти моего деда и прадеда», утверждал Мураталы. Киргизские акыны, по его словам, всегда пели и свои песни, и народные, а казахские — только песни своего собственного сочинения. Киргизская музыка всегда была более массовым искусством, чем казахская.

Мураталы прекрасно знал все жанры киргизской народной музыки. Очень интересно рассказывал он о видных музыкантах прошлого времени (особенно высоко ценил Токтогула).

Как исполнитель, Мураталы отличался строгой, уравновешенной манерой игры. Выразительные приемы исполнения не подменялись у него случайными, надуманными эффектами, а логически вытекали из развития музыкальной мысли. Примитивный двухструнный кыяк в его руках приобретал как будто даже ему несвойственные силу звука, напряженность и блеск, когда Мураталы играл широкими штрихами маршеобразный «Кер озон». И, наоборот, он звучал совсем по-иному, тихо и нежно, когда лилась задумчивая мелодия пьесы Арстанбека «Арман».

Эта музыка, сложенная известным акыном XIX столетия Ароганбеком (умер около 1872 г.), произвела на меня большое впечатление своей внутренней теплотой, выразительностью интонации и чудесной архитектурной формой:

Нотный пример (повествовательно, спокойно)

Творческая инициатива Мураталы заметно усилилась в годы после Октябрьской революции. Он как бы почувствовал пробуждение юношеской энергии, возросшую жажду творчества. Самое большое количество сочиненных им пьес падает на послереволюционные годы.

Замечательно, что на склоне лет Мураталы изучил нотную грамоту и стал играть на кыяке по нотам. Познакомился и с фортепианной клавиатурой, мог по слуху играть на фортепиано привычные народные интонации, попевки и наигрыши.

Еще в одном отношении изменилась после революции деятельность Мураталы. Раньше он готовил себе смену лишь в среде своей семьи. Теперь его окружала группа молодежи, которая перенимала от него и репертуар, и приемы исполнения. Он был для этих молодых музыкантов не только знатоком и мастером в искусстве, но и образцом скромности, трудолюбия, служения народу. «Мне скоро умирать, а вот он будет жить», — обронйл однажды такую фразу Мураталы, покосившись на свой кыяк. Очевидно, маститый музыкант хотел этим сказать, что народное искусство вечно.

Имя Мураталы Куренкеева войдет в историю киргизской музыки. Его творчество хочется уподобить полноводному чистому роднику, питающему величавые воДы новой высокоразвитой, социалистической по содержанию, национальной по форме музыкальной культуры Киргизии.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Нотный пример (повествовательно, спокойно)

Содержание