Выпуск № 8 (119) | 1948 - страница 17

мельчание и возврат к старомодной надрывной меланхолии порождают у него необходимость искать спасение в обращении к изыску, манерничанию и приводит к подмене былой душевной теплоты холодноватым сочинительством. Причина всего этого кроется в глубоком творческом противоречии, испытываемом композитором, стремящимся завоевать успех у неразборчивого слушателя очередной «боевой» песенкой, но и опасающимся при этом неизбежного снижения художественного качества.

На наш взгляд, ошибки композитора коренятся в ложном взгляде на природу своего дарования, якобы целиком лишь лирического. Разве мы не знаем случаев, когда величайшие поэты-лирики, «шагая через лирические томики», превращались в пламенных трибунов эпохи? Трудно определить, чего больше во всем творчестве Маяковского — гражданского пафоса и героики или лирики, так переплетены у него большие общественные темы с эмоциональным ощущением действительности. Поэт-гражданин нашей эпохи оправдал замечательные слова, сказанные когда-то Белинским: «Свобода творчества легко согласуется со служением современности, для этого не нужно принуждать себя писать на темы, насиловать фантазию; для этого нужно только быть гражданином, сыном своего общества и своей эпохи, усвоить себе его интересы, влить свои стремления с его стремлениями, для этого нужна симпатия, любовь, здоровое практическое чувство истины, которое не отделяет убеждения от дела, сочинения от жизни. Что вошло, глубоко запало в душу, то само собой проявится во сне. Если человек сильно потрясен страстью, исключительно занят одной мыслью, — всё, о чем он думает днем, повторяется у него в снах. Пусть же творчество будет прекрасным сном, в роскошных видениях своих повторяющим святые думы и благородные симпатии художника».

Думается, что для большого и искреннего советского художника, каким не раз показал себя Соловьев-Седой, это изречение Белинского должно звучать вполне актуально, если только он отрешится от странного предубеждения против героики и других общественных тем, на его взгляд почему-то несовместимых с проникновенной лирикой и огульно подводимых им под нарицательное понятие «плакатности». Именно так прозвучало его недавнее выступление на встрече композиторов и поэтов-песенников. Невольно вспоминается в связи с этим еще одно восклицание Белинского, обращенное к самым даровитым личностям его времени, замкнувшимся в «разубранном тереме своего фантастического замка», смотрящим на мир сквозь расцвеченные стекла и поющим, как птицы: «Боже мой! Человек делается птицей. Какое истинно овидиевское превращение!» (разрядка Белинского. — П. А.).

Однако было бы ошибочным винить в таких взглядах одного только Соловьева-Седого. К сожалению, эти призывы к искусству малых чувств, столь обычные и характерные для послевоенного буржуазного искусства, получают распространение и у нас. Не отвлекаясь далеко от темы, сошлемся хотя бы на недавнее выступление М. Табачникова, не постеснявшегося в недопустимо развязном тоне высказать свое отношение к большой общественной теме в песенном эстрадном репертуаре. Сказав мимоходом, для приличия, о том, что «конечно, нужны мобилизующие, подымающие песни», автор тут же ополчился против «засилия» их в репертуаре певцов, заявив, что не может, ведь, артист в течение 15 минут «потрясать кулаками (?) или реветь (?) за целый флот» (?). Странно слышать такие обывательские заявления после недавно прозвучавших замечательных указаний нашей партии о «высокой общественной роли музыки»!

К сожалению, наша музыкальная критика всё еще не дала должного отпора наскокам на большую общественную тематику в искусстве, проводимых под флагом борьбы со штампом и плакатностыо.

Именно эта путаница привела Соловьева-Седого к тому, что композитор, оторвавшись от живого быта советской молодежи, не сумел достойно воспеть ее в дни 30-летнего юбилея ВЛКСМ. Соловьеву-Седому, а также и еще коекому из композиторов и поэтов следует заново пересмотреть свои творческие позиции. Им следует вспомнить о призывах партии поставить искусство слова и музыки на служение народу, художественные запросы и вкусы которого неизмеримо выросли. Они должны внять

известным словам товарища Жданова о том, чтобы «...каждый советский человек подводил итог своей работы за каждый день, безбоязненно проверял себя, анализировал свою работу, мужественно критиковал свои недостатки и ошибки, обдумывал бы, как добиться лучших результатов своей работы и непрерывно работал бы над своим совершенствованием...»

При итоговой оценке творчества Соловьева-Седого необходимо правильно учесть соотношение положительных элементов и серьезных ошибок в песнях композитора. Нам думается, что эти ошибки не органичны, не в природе его творческой индивидуальности, но преходящи. Поэтому хотелось бы в заключение сделать акцент на прогрессивных началах, заложенных в его ярком даровании, и усмотреть в этом возможность активного преодоления допущенных ошибок.

В основном композитор счастливо находил исход из лабиринта. В песнях, неудачных по сюжетному раскрытию образа, он сглаживал недостатки текста силой своего песенного дара, хотя в итоге такого противоречия песня в целом всё же проигрывала. В других песнях он своими мелодическими находками вынуждал не замечать несоответствия между сущностью образа и характером его музыкального воплощения (например, в романсовых истолкованиях солдатской или колхозной тематики). Смысловая правда приглушалась здесь эмоциональной, но при всей противоречивости и условности такого композиторского решения сила, убежденность и выразительность музыкальной речи торжествовали.

Даже там, где композитор становился на путь простого перепева «жестокой» лирики, он всё же привносил обновляющий элемент музыкальной облагороженности. В лучших же песнях, где он показал во всю силу свое мастерство, изобразительность и глубокое чувство художественной правды, он имеет мало соперников среди наших лучших песенников.

Соловьев-Седой сумел найти отзвук в некоторых заветных струнах человеческой души, звучащих глубоким и трогательным чувством, и в этом тайна его популярности у нашей любвеобильной, душевной и сердечной молодежи. Но, как говорит товарищ
А. А. Жданов, «Музыкальное произведение тем выше, чем больше струн человеческой души оно приводит в ответное звучание... Если композитор способен вызвать отклик только одной или нескольких струн человеческих, то этого мало, ибо современный человек, особенно наш, советский человек, представляет из себя очень сложный организм восприятия». Учесть обогатившийся, неизмеримо возросший художественный вкус и запросы нашего народа и в этом духе перестроить свое творчество — неотложная задача композитора.

Стремление найти возвышающую дух романтику в больших и малых явлениях советской действительности, желание создать песни, насыщенные не только интимной любовной лирикой, но и пафосом светлого жизнеощущения, радости творимых больших дел, умение насытить песенные образы идеями борьбы, победы, мужества, бесстрашия и трудового подвига, — всё это совершенно необходимые условия для дальнейшего творческого роста советских композиторов-песенников, в каком бы жанре они ни пробовали свои силы.

Нет сомнений, что новые песни Соловьева-Седого, которых с нетерпением ждет от него народ, будут звучать с новой силой, отражая лучшие чувства советских людей, их величие и героизм, их борьбу и труд, их энергию и мощь, их духовную бодрость и неизбывную любовь к своей Родине.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание