Выпуск № 1 (91) | 1943 - страница 27

хорошо в либретто сделаны все жанровые сцены), то указанная слабость в выявлении некоторых других, подчас очень важных линий (особенно в линии предательства), является бесспорным недостатком произведения.

При отсутствии признаков яркого новаторства, музыка Коваля цельна и едина по своему стилю, идущему от Мусоргского, а, вернее сказать, — от русского народно-песенного мелоса и от традиций русской музыкальной школы, в первую очередь, от Мусоргского. Коваль подлинно русский композитор, хотя он почти никогда и не пользуется подлинными народными мелодиями. Его народность и национальная сущность органичны — он пишет по-русски потому, что по-русски чувствует и думает. К достоинствам музыки Коваля следует отнести и ее благородство: в ней никогда нет тривиальности, хотя она порой и несвободна от некоторой примитивности. Особенно сказывается это последнее обстоятельство в почти полном отсутствии полифоничности, главным образом, в симфонической ткани (в хорах есть хорошая народно-подголосочная полифония), что является крупным недостатком, особенно в большом музыкально-драматическом произведении. Но здесь Коваля часто выручает болышая естественность, искренность и своеобразная свежесть его музыки.

Наиболее же уязвимой стороной Коваля попрежнему остается оркестр. Очевидно, не чувствуя себя в силах самому написать оркестровую партитуру оперы, он поручил эту работу Д. Рогаль-Левицкому. Такое содружество двух музыкантов, из которых один сочиняет музыку, а другой ее оркеструет (к сожалению, подобные содружества в нашей практике последних лет стали появляться необъяснимо часто!), равно как, скажем, содружество двух художников, из которых один «рисует» картину, а другой ее «раскрашивает», — разумеется, не может привести к полноценным художественным результатам. Ведь всякий мало-мальски понимающий в музыке человек знает, что оркестровка есть не технический, а творческий процесс, к тому же весьма существенный, особенно в произведении музыкально- драматическом, где оркестровая палитра служит для выявления и развития характеров и драматических ситуаций.

Как же следует расценить результаты содружества Коваля с Рогаль-Левицким? Если подходить формально, то звучание оркестра можно назвать превосходным, что не удивительно, так как Рогаль-Левицкий хорошо известен, как отличный знаток оркестра. Более того: Рогаль-Левицкому во многом удалось вникнуть в творческий замысел Коваля и найти для него соответствующее оркестровое выражение. Однако несомненное пристрастие Рогаль-Левицкого к оркестровым принципам французских импрессионистов с их утонченными и изысканными звучностями не смогло не сказаться на партитуре «Емельяна Пугачева». Непомерное злоупотребление арфой, campanelli, ударной группой, часто и очевидно противоречит характеру музыки Коваля, простой, русско-напевной. Особенно в этом отношении обращает на себя внимание картина ночи (предательство). Поэтому, отдавая должное добросовестности и в своем роде талантливости работы Рогаль-Левицкого, нельзя не пожалеть, что такой выдающийся композитор, как Коваль, не сумел до сих пор овладеть оркестровым мастерством в той мере, чтобы обходиться без помощи других музыкантов, делающих, как гласит программа, «оркестровую обработку» его сочинений,

Постановку спектакля «Емельян Пугачев» возглавили три крупных мастера советского оперного театра, наравне с автором спектакля, Марианом Ковалем, заслуживших за эту работу высокую награду — Сталинскую премию первой степени. Эти мастера: дирижер А. М. Пазовский, режиссер Л. В. Баратов и художник Ф. Ф. Федоровский.

Bo всех уже написанных об «Емельяне Пугачеве» статьях указывалось, что душой спектакля, его жизненным нервом является Пазовский. И это

совершенно верно. Великолепный музыкант и дирижер, высокопринципиальный и требовательный художник, Пазовский с подъемом и подлинным вдохновением проводит оперу. Для того, чтобы так последовательно провести линию динамического нарастания от экспозиции оперы до трагедийной кульминации, как это удается сделать Пазовскому, нужно действительно обладать выдающимся талантом и отточенным мастерством.

В работе Баратова радует ясное понимание того, что при постановке оперного произведения необходимо прежде всего итти не от слова, а от музыки (так ли часто присуще это качество оперным режиссерам?!). Баратов не только понимает это, но и умеет осуществить с большим мастерством: поставленное им сценическое действие не только никогда не противоречит музыке, но всегда полностью из нее вытекает. Так, например, он не боится «застывших» сцен в некоторых хоровых эпизодах, зная, что никакие движения в этот момент не смогут передать того, что полностью передает музыка в ее живом и действенном звучании. Лучшими, с точки зрения режиссерского искусства, являются первая картина, картина свадьбы и, в особенности, финальная картина казни Пугачева, отточенная во всех деталях и вместе с тем необыкновенно цельная и единая в устремлении к своей трагедийной вершине.

Очень хороши и декорации Федоровского, сочные, ярко-живописные и также всегда соответствующие характеру и стилю музыки. Особенно удались Федоровскому первая картина (у церкви), третья (весенняя картина свадьбы), пятая (сцена предательства) и опять-таки последняя, являющаяся вообще огромной удачей постановочного коллектива.

Общий уровень исполнителей в спектакле очень высокий и ровный, хотя в силу выдающейся яркости своей партии все же больше всего запечатлевается в памяти И. Яшугин в роли Емельяна Пугачева. С первого же его появления на сцене, когда он, закованный в кандалы, обращается к народу с пламенным призывом, мы верим в его большую внутреннюю силу, понимаем, почему народ не может не пойти за ним. И в мягких, лирических сценах с Устиньей, и в последние минуты перед своей трагической гибелью — он остается таким же сильным, благородным и величественным, как и в наивысшего напряжения моменты борьбы. При всей внутренней сложности и богатстве, созданный Яшугиным образ необычайно прост и лаконичен в своем сценическом рисунке. В вокальном отношении и в смысле музыкальной выразительности Яшугин проводит свою роль безукоризненно.

Очень хороши и А. Маньковская в роли Устиньи и Н. Калашникова в роли Ульяны, создавшие выразительные образы русских девушек.

Превосходно исполняет роль Хлопуши Г. Нэлепп, особенно в жанровых эпизодах, где он проявляет хороший юмор. Несмотря на либреттные недостатки, яркое впечатление остается от Н. Середы, исполнителя роли Салавата Юлаева. Хорошо справился со своей необычайно трудной — в силу уже указанных драматургических недостатков — задачей и Г. Орлов, в роли Творогова. С болыцим обаянием партию Амины исполняет Ф. Розен.

Самой высокой, я бы сказал наивысшей, оценки заслуживает работа, проделанная хормейстером В. Степановым. Опера Коваля возлагает на хор огромную, труднейшую и ответственную задачу. И хоровой коллектив театра во главе со своим талантливым и опытным руководителем справился с ней в совершенстве. Думается, что Коваль не может желать лучшего исполнения его хоровой партитуры.

Балег Хачатуряна «Гаянэ», так же как и опера Коваля, проходит в театре им. Кирова с неизменным аншлагом, пользуется у зрителя очень большим успехом. И это неудивительно: новый советский, да к тому же

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание