Выпуск № 1 (91) | 1943 - страница 29

Тяжелое бедствие — пожар колхозе, вызванное злодеянием Гико, и даже грозное известие о нападении Германии на нашу страну, врывающееся в радостную атмосферу колхозного празднества, не могут нарушить общего светлого, жизнерадостного характера всего балета.

Поставлен спектакль «Гаянэ» Н. Анисимовой, блестяще. исполняющей в нем роль Айши —курдки, возлюбленной Армена, брата Гаянэ. В Айше — Анисимовой замечательно сочетается горячий темперамент с мягкой внутренней лиричностью. Как постановщик, Анисимова выступила в этом балете впервые и обнаружила незаурядный дар режиссера-балетмейстера. Общая стройность ансамбля, множество отдельных отличных эпизодов, как, например, упоминавшаяся уже колыбельная Гаянэ или курдская картина, показывают изобретательность и мастерство, ощущение формы и подлинную музыкальность Анисимовой — режиссера.

Однако, пожалуй, наибольшим ее достижением является великолепно поставленная сцена пожара. Как эпизод из античной трагедии, предстает перед нами эта картина народного горя и гнева. В ней все величественно, все монументально, все поднято на высоту болышого трагедийного искусства.

Что сказать об исполнителях балета? Балетная труппа театра им. Кирова давно уже и совершенно заслуженно завоевала себе мировую славу. И каждый новый балетный спектакль, поставленный на его сцене, укрепляет эту славу. Это в полной мере относится и к спектаклю «Гаянэ». Н. Дудинская; Т. Вечеслова, А. Шелест (Гаянэ), Ф. Балабина (Нунэ), А. Сергеев, С. Каплан (Армен), Н. Зубковский (Карэн), Б. Шавров (Гико), А. Андреев (курд), В. Пономарев (отец Гаянэ), Е. Бибер (его жена)— все это первоклассные артисты. Об Н. Анисимовой уже было сказано.

Хочется лишь особо остановиться на молодой артистке А. Шелест, которую мне довелось увидеть в роли Гаянэ. Она не ошеломляет зрителя виртуозностью своей техники, хотя и проводит свою роль технически безукоризненно; она не вызывает у зрителя недорого стоящих аплодисментов, выполняя всяческие трудные прыжки, фуэте и тому подобные атрибуты классического балета, хотя и выполняет все их безукоризненно точно. И, тем не менее, она держит зрителя в состоянии непрерывного напряжения с того момента, как включается в сценическое действие. Ее мимика и жесты просты и естественны, но наполнены чудесной выразительностью. Ее движения всегда безукоризненно музыкальны, осмысленны, насыщены содержательным драматизмом. Весь ее сценический облик дышит какой-то необыкновенной свежестью и обаянием. Искусство Шелест — Гаянэ хочется поставить в один ряд (разумеется, не в порядке элементарного сравнения, особенно учитывая молодость Шелест) с искусством Улановой — Джульетты и Чикваидзе — Черкешенки (в «Кавказском пленнике»). Это искусство вполне оценивает значение мастерства, но умеет полностью подчинить его высшей задаче выявления драматического содержания образа и никогда не пытается поразить зрителя блеском своей техничности, справедливо считая это задачей, недостойной настоящего художника.

Хорошее оформление балета сделал художник Натан Альтман. Его декорации и костюмы красочны и радостны, как и весь спектакль, а суровый пейзаж, трагически окрашенный кровавым заревом, превосходно соответствует общему характеру сцены пожара. Однако порой все же чувствуется, что его интересные замыслы упираются в трудные условия маленькой сцены, недостаточно технически оборудованной, в особенности, в отношении света.

Что касается оркестра, то его звучание в «Гаянэ» было превосходным. Дирижер П. Фельдт особенно порадовал той вдохновенной горячностью, которой ему, талантливому балетному дирижеру, раньше подчас недоставало.

Сейчас же успех спектакля «Гаянэ» в немалой степени обязан именно искусству дирижера.

Есть ли в спектакле недостатки? Да, есть! Опуская мелочи (в музыке и в спектакле), легко устранимые или же такие, с которыми нетрудно примириться, остановлюсь на двух основных недостатках самого произведения.

Первое: мне думается, что авторы напрасно решили перенести финал балета в дни Великой Отечественной войны. Уныло и натуралистично (особенно в таком красочном и эмоциональном спектакле) выглядит висящий на столбе радиорепродуктор. Внезапно, в разгар праздничного веселья, к нему устремляются взоры всего находящегося на сцене народа. Если б не программы, приходящие в подобных случаях на помощь зрителю (и авторам?), трудно было бы догадаться, что это означает «известие о вероломном нападении на территорию нашей родины немецко-фашистских войск». Далее, отряд пограничников выступает на фронт и к нему присоединяются добровольцы-колхозники. Колхозницы-девушки передают из рук в руки тюки хлопка, что, согласно той же программе, означает, что «оставшиеся в тылу колхозники во главе с Гаянэ с удесятеренной энергией приступают к работе для фронта, для родины, для победы». Зря все это! Ведь и без этого искусственного и наивного конца балет звучит, как глубоко советское, патриотическое произведение.

А в результате вся последняя картина получилась недостаточно органичной и уж во всяком случае слабее всех предыдущих. Виной ли тому автор, либретто, не нашедший естественного разрешения драматургической линии, или композитор и постановщик, осуществившие эту картину в рамках традиционного дивертисмента, — не берусь судить. Ясно одно, что эту картину следовало бы усовершенствовать, устранив нынешний ее ложный финал.

Второй недостаток в том, что введенные в балет «трое неизвестных», согласно программе — «немецкие агенты, завербовавшие Гико и поручившие ему уничтожение колхозных запасов хлопка», разрешены очень схематично. Их фигуры остаются как-то «вне спектакля». Выручает здесь лишь музыка Хачатуряна, сильная, местами зловещая, местами драматическая.

Таковы основные недостатки спектакля, из которых первый (искусственный финал) может быть вообще легко устранен, а второй, думается, может быть значительно смягчен в своем сценическом рисунке.

Судьба музыкально-драматических произведений, будь то опера, балет или оперетта, надолго определяется качеством их первой сценической постановки, ибо настоящая общественная жизнь подобных произведений начинается лишь с того момента, как поднимается театральный занавес. Если первая постановка плоха, то это может надолго закрыть путь в жизнь даже очень хорошему произведению, Поэтому наши театры должны быть особенно требовательны и взыскательны к себе при постановке новых советских произведений, которые еще незнакомы публике, к которым она еще не привыкла, как привыкла к слышанным с детских лет «Онегину» или «Пиковой даме». Вот почему уходишь со снектаклей «Гаянэ» и «Емельян Пугачев» с особенным удовлетворением. Театр им. Кирова сумел не только безошибочно определить выдающиеся качества произведений Хачатуряна и Коваля и потому включить их в свой репертуар, но и сумел в своей постановке полностью раскрыть и донести до публики эти выдающиеся их качества. Тем самым театр определил и дальнейшую судьбу этих произведений. Я глубоко уверен, что и «Гаянэ», и «Емельян Пугачев» будут поставлены и другими нашими театрами. Этого они вполне заслуживают.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание