Выпуск № 2 | 1941 (87)

МУЗЫКАЛЬНОЕ НАСЛЕДСТВО

Афоризмы А. Г. Рубенштейна

Антон Рубинштейн (1829—1894) — великий русский пианист, композитор, общественный деятель — в течение последних трех лет своей жизни работал над книгой афоризмов.

Эта литературная работа А. Рубинштейна осталась совсем не изученной1. Между тем, самая история текста афоризмов заслуживает внимания. Книга А. Рубинштейна была написана на немецком языке и, согласно его воле, могла появиться в свет лишь в посмертном издании. Издана она была у Б. Зенфа (В. Senff) в Лейпциге — под названием «Gedankenkorb» («Короб мыслей») — в 1897 г. (два издания в течение года). В русском переводе Н . Штрауха книга вышла значительно позднее, в конце 1903 г., — в Петербурге, в издании Г. Малаховского, под названием «Мысли и афоризмы»2.

Немецкое предисловие, написанное Г. Вольфом, устроителем концертов Рубинштейна, объясняет нам, что нежелание Рубинштейна опубликовывать свои афоризмы при жизни вызвано «откровенностью, даже беспощадной прямотой, с которыми он изложил все то, что считал окончательным выражением своих мыслей об искусстве, религии, любви, социальных вопросах, а также намерением избежать споров или необходимости защищать многие свои воззрения». В конце предисловия указывается, что афоризмы печатаются «без изменений, лишь с опущением немногих, для печати абсолютно непригодных...» (к этим «абсолютно непригодным» афоризмам были, по всей вероятности, отнесены наиболее смелые высказывания Рубинштейна).

Таким образом, некоторые пропуски были сделаны уже при издании немецкого подлинника; восстановить пропущенный текст возможно сейчас только по рукописи.

В русском же издании было выпущено большее, по сравнению с немецким подлинником, количество афоризмов. В ряде случаев имеются пропуски и в самом тексте отдельных афоризмов, главным образом, опущены выпады против религии1.

Перевод Н. Штрауха, выполненный очень неровно, часто слишком свободно, без передачи смысловых оттенков, — значительно смягчает радикальные высказывания А. Рубинштейна. Так, «die Monarchen» («монархи») переводится как «деспоты» (стр. 9, 93 немецкого издания; 13, 109 — русского). Слово «Arbeiter» («рабочий», стр. 128) Н. Штраух переводит как «работник» (стр. 151). «Народ революционизируется» («revolutionirt», стр. 14) — переводится как «возмущается» (стр. 19) и т. д.

Есть и прямые искажения: «Я не так уж привязан к жизни, — читаем в немецком издании, — но тот или другой переворот (войну, которая изменит карту Европы, и социальный переворот.— И. Э.) я хотел бы все же еще пережить...» 2 В переводе этой мысли придан противоположный характер: «Ни того, ни другого переворота я не хотел бы пережить...» (стр. 56).

В другом афоризме (стр. 129 немецкого издания) говорится: «...Но точно так же, как Наполеон не смог вернуть XIX столетие к принципам XVIII, так и реакция не в состоянии будет вернуть XX столетие к XIX». В переводе же — явная нелепость: «Но точно так же как XIX столетие вернулось к принципам XVIII ничуть не благодаря Наполеону (!)…» и т. д. (стр. 151).

Таким образом, умные и талантливые афоризмы Рубинштейна нуждаются, — помимо устранения этих искажений, внесенных переводчиком, — в восполнении,

_________

1Н. Финдейзен в его книге — «А. Рубинштейн. Очерк его жизни и музыкальной деятельности» (1907) и И. Глебов в его содержательном монтаже «А. Рубинштейн в его музыкальной деятельности и отзывах современников» (1929) почти совсем не уделили внимания книге афоризмов Рубинштейна; ее немецкое издание вовсе выпало из поля зрения обоих авторов.

2См. также издание А. Иогансена. СПБ.

1См., например, стр. 15, 17, 23 немецкого издания (21, 22, 30 — русского).

2«Ich halte nicht am Leben, aber die eine oder die andere Umwalzung möchte ich doch noch erleben» (стр. 46).

если не по рукописи, то, во всяком случае, по немецкому изданию. Тогда мы будем иметь более полное представление о великом музыканте, о его радикальных общественно-политических взглядах, которые он сумел сохранить до последних дней жизни.

Среди афоризмов Рубинштейна немало спорных и явно устаревших суждений. Этого отнюдь не следует замалчивать. В книге дает себя знать и странный, упорный музыкальный консерватизм Рубинштейна. Он сам сознавал это противоречие, говоря в одном из афоризмов: «Я представляюсь себе довольно нелогичным. В жизни республиканец и радикал, в искусстве я — консерватор и деспот!» (стр. 89 немецкого издания).

Но зато очень многое в афоризмах — смело и прогрессивно. Так, Рубинштейн с достаточной определенностью говорит о будущем социальном перевороте, который будет означать также и переворот в области искусства: он глубоко убежден, что тогда искусство поднимется на новую, высшую ступень.

А. Рубинштейн указывает на значительную роль мышления и воли в музыке, — в противоположность мнению, будто композитор пассивно отдается вдохновению в момент зарождения музыкальной темы. По верному соображению А. Рубинштейна, создание мотива, темы есть сознательный процесс.

Рубинштейн утверждает, что музыка находит в самой себе всю полноту выражения, не нуждаясь в словесном дополнении, и предостерегает от преувеличенного внимания к декламации в пении, — что обедняет развитие вокальной музыки.

Основной вид музыки для Рубинштейна — инструментальный, а во главе инструментов стоит фортепиано, соперник и заместитель оркестра (здесь, отчасти, сказывается личное пристрастие величайшего гения пианизма к своему инструменту!). Задача художника-исполнителя, по его мнению, не столько в том, чтобы каждый раз непосредственно переживать исполняемое, сколько в умении создавать иллюзию такого переживания. И здесь трезвые взгляды великого виртуоза резко расходятся с тенденциями современного ему исполнительства.

Афоризмы А. Рубинштейна о музыке существенно восполняют мысли, высказанные им в другой, довольно широко известной книге — «Музыка и ее представители», посвященной историко-музыкальным оценкам и характеристикам. Книга афоризмов, яркая и остроумная, во многом сохранившая свою актуальность,— воссоздает образ Рубинштейна — обаятельного человека и  глубокого музыканта-мыслителя.

ИЗ КНИГИ А. РУБИНШТЕЙНА «КОРОБ МЫСЛЕЙ»

Два великих переворота предстоят нам, по моему мнению, в непродолжительном времени: один на политической почве, — война, которая изменит карту Европы; другой — на социальной почве: развитие социализма, который ставит под вопрос даже частную собственность. Я не так уж привязан к жизни, но тот или другой переворот я хотел бы все же еще пережить, так как убежден, что результатом их будет нечто совершенно новое в человеческом мышлении, во всех его областях (и в области искусства), и, можно надеяться, нечто более интересное, чем то, что нам предлагается ныне как новое.

Я не жалею того, кто попадает в беду из-за лени, но я чувствую самое большое сострадание к тому, кто ищет работу и не находит ее, — а таких теперь все больше и больше. Ответственность за них ложится на государство и общество, — они сильно поплатятся, если скоро не найдут радикального средства против этого.

Народ стремится к просвещению, и деспот дает его народу, только вместо электрического или газового освещения (говоря фигурально) народ получает сальные свечи. Чему же удивляться, если он остается недовольным и революционизируется?

Величайшие умы стоят как бы над человечеством, как будто не имеют ничего общего с его стремлениями, жалобами, надеждами, делами. Гете, например, жил во время первой французской революции, наполеоновских войн, июльской революции, но, за весьма немногими исключениями, в его произведениях, — даже в «Фаусте», этой альфе и омеге человеческого чувствования и мышления, — не найдем никакого упоминания о всех этих потрясающих мир событиях. Так же и Шекспир, живший во время религиозных войн, ни в своих комедиях, ни в трагедиях не упоминает ни единым словом о бедствиях своего времени. Но не следует ли все же поставить им это в упрек?

В прежние времена, когда путешественник приближался к городу, величину и значение его он определял по церковным башням, теперь — по фабричным трубам. Прежде его удивление и уважение вызывали дворец властителя или ратуша, теперь — центральный вокзал. Прежде он стремился приобрести право входа в почтенные семейства, теперь — в клубы и собрания. Прежде случай испытать художественное наслаждение был для него событием, теперь же — его тяготит, потому что он имеет это ежедневно, и так многое другое, И тем не менее настоящее, в

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет