Выпуск № 12 | 1940 (85)

в Дорожеве его превратили в плясовую, по-местному «скакульную» песню. Это было достигнуто тем же способом, как и при игре на кувиклах: ритмичным хлопаньем в ладоши, «иханьем», свистом. Вот припев дорожевской «Костромы»:

Прим. 3

Болезнь, леченье и «напутствованье» Костромы остались в конце спектакля — и недаром: все эти сценки были до отказа насыщены элементами комедийности, фарса, гротеска.

Само заболевание Костромы показано здесь в шуточном, комедийном плане: кончив работу, Кострома решает отдохнуть, пообедать: пьет, ест и, объевшись, заболевает. «Заболевшая» Кострома жалобно стонет, катается по соломе, гротесково сучит ногами. Одна из участниц хоровода отправляется — верхом на палке или кочерге — за «фершалом» для больной. Из ближайшей избы привозят «фельдшера», он едет сзади, на той же палке или кочерге, или, наконец, садится — для пущего смеха — в маленькую детскую тележку.

Играющий фельдшера повязан белым платком или скатертью, в руке у него палочка («трубка для выслушивания»).

Пародийное выслушивание больной Костромы, сопровождаемое соответствующими вопросами, — составляет целую комедийно-фарсовую сценку.

«Фершал» определяет, что в болезни Костромы виноват ее неласковый муж — и предлагает себя в мужья...

Вслед за фельдшером, снова на палке или кочерге, привозят попа — новая буффонная сценка, пародирующая «подзаборованье» («соборование»). Поп наряжен в драную одежду, подмышкой у него вместо кадила — чучело тетерева, в руке сахарница. Кострома «кается» в самых страшных грехах — ведовстве, прелюбодействе. Произнеся комедийно-остраненную формулу «во имя овса и сена и святого Хоботья» и покропив водой Кострому, поп уезжает на своей палке.

И совершенно естественно, что такая постановка никак не может кончаться смертью, заупокойным пением, причитаньем, похоронами. Разумеется, дело кончается выздоровлением Костромы и ее бойкой пляской под новую скакульную песню.

Любопытна история этой песни. Еще лет 10 назад «Кострому» в Дорожеве кончали под скакульную песню «Ягор, Ягорушка», — песню, в которой явно проглядывают черты скоморошьих наигрышей:

Прим. 4

Память о народных русских артистах и шутах-скоморохах сохранилась в Дорожеве до сих пор, хотя там не понимают слов своих песен:

На улице трынки-волынки:
Молодые скоморохи,
Они скакали, плясали,
Чеботики растрепали... и т. д.

Скоморошьи песни из села Дорожева заслуживают специального исследования — так мало у нас сведений об этих народных артистах и так удивительно сохранены напевы их песен в Дорожеве. Вот одна из расшифровок их песен — довольно известной по тексту — «Заиграй, моя волынка, загуди, мой гудочек»:

Прим. 5

Сходство стиля «Ягора, Ягорушки» с этим, несомненно, скоморошьим наигрышем очевидно. Отсюда и возникает предположение, что в удивительно последовательной переработке стиля «Костромы» из драматизованного обряда в комедийное игрище сказалось влияние искусства скоморохов.

Может быть, какой-нибудь захожий скоморох и сам принял участие в переработке «Костромы», но более вероятно, конечно, предполагать косвенное воздействие искусства скоморохов на дорожевцев, в прошлом, несомненно, хорошо знакомых со скоморошьими песнями и представлениями.

Песня «Ягор, Ягорушка» не удержалась в «Костроме» до сегодняшнего дня: «она длинная и тяжелая», жаловались мне певицы, указывая также на «трудноисполнимый» припев. И «Ягор, Ягорушка» был заменен другой плясовой — «Как на горке на пригорке», которой ныне заканчивается постановка в Дорожеве:

Прим. 6

Вряд ли надо подробно разъяснять, насколько новее и действительно легче этот напев, с обычным припевом «барыни», с четким ритмом, яркими ладовыми интонациями, хорошо запоминающимися словами припева.

Такова дорожевская «Кострома» — народная комедия, корни которой отчетливо лежат в древнем «языческом» обряде.

Из дорожевских исполнителей следует отметить прежде всего заводилу всего села Анну Петровну Васюкову, а также ее подруг: Евдокию Федоровну Симонову и Марию Ильиничну Васюкову.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет