Выпуск № 5–6 (79) | 1940

«Какое наслаждение рассматривать свою уже вполне готовую партитуру, — росклицает он. — Для музыканта партитура не только коллекция разнообразных нот и пауз, а целая картина, среди которой ясно выделяются главные фигуры, побочные и второстепенные, и, наконец, фон. Для меня всякая оркестровая партитура — не только предвкушение будущих удовольствий органов слуха, но и непосредственное наслаждение органов зрения. Поэтому я педантически соблюдаю чистоту в партитурах своих и не терплю в них поправок, помарок, чернильных пятен»¹.

Начальная страница рукописи Трио Чайковского a-moll. Надпись внизу нотной страницы (на франц. языке): «Артисты и любители, которые берут на себя труд играть это произведение, должны очень точно следовать авторским указаниям метронома. Что касается употребления педали, то автор предоставляет это просвещенному вкусу... [зачеркнуто] и любителей, которые будут исполнять партию фортепиано». Из архива Московской консерватории

Все свои партитуры Чайковский писал только собственноручно. Он за всю свою жизнь ни разу не воспользовался чьей-либо услугой. Он доверял только себе и справедливо считал, что скорость и достоинства его работы не проиграют. В этом он не ошибся!.. Редко, когда Чайковский отступал от принятого им за основу «классического» оркестра. И какого разнообразия, какого блеска и мастерства он достиг с этим, более чем скромным, составом! Увеличенный оркестр — большая редкость у Чайковского. Даже «добавочными» инструментами он пользуется далеко не всегда. Если малая флейта у него еще довольно

_________

¹ Письмо к Н. Ф. Мекк из Каменки, 29 мая 1879 года.

частый гость, то английский рожок появляется значительно реже, а контрафагот и в особенности бас-кларнет и еще того реже. А между тем каких неповторимых красот достиг он в небольших solo баскларнета в «Щелкунчике» или «Пиковой даме»! Ни саксофоном, ни одним современным ему изобретением в области музыкальных инструментов он не пользовался никогда. Даже такие инструменты, как челеста, — кстати он был первым, применившим ее в оркестре «Воеводы», — орган, фортепиано, некоторые ударные и даже арфа появляются у него в случаях крайней необходимости. Он расточителен в красках оркестра, но бережлив в их средствах. С какой, например, осторожностью он использует тубу, для которой не нашлось даже места в такой партитуре, как «Онегин». Ни разу в оркестре Чайковского не встречается ксилофон. Но вот к там-таму он питает, по-видимому, некоторую слабость. Он пользуется им очень удачно — и в 6-й симфонии, и в «Чародейке», и в «Спящей красавице»; в финале 2-й симфонии он заставил этот страшный и грозный инструмент смирить свой гнев и прозвучать более чем добродушно. Впрочем, это, кажется, единственный случай такого «противоречащего» природе инструмента применения.

Разнообразие и богатство возможностей, которыми без всякой скромности может похвалиться любой инструмент, достигает у Чайковского поразительных пределов.

Своей смелостью и новизной требований, Чайковский прежде всего сильно раздвинул технические средства инструментов, обогатил их новыми возможностями и вдохнул в них новые краски. Нужно ли освежать в памяти множество самых проникновенных solo отдельных инструментов? Кто не помнит чудесную флейту, такую искреннюю и застенчиво-холодную в 1-м концерте? Кто не помнит трогательные звуки гобоя во 2-й симфонии, в сцене письма Татьяны или в 4-й симфонии? Кто, наконец, не помнит кларнета — скорбного в 5-й симфонии, влюбленного великой любовью во «Франческе», душу щемящего — в «Патетической» симфонии или надменно-изящного в «Онегине», на балу в Петербурге? Каких потрясающих красот достиг Чайковский в применении фагота, этого «ворчуна», вечно простуженного «хрипуна» современного оркестра! Эти прозвища, преследующие фагот, не встретили у Чайковского никакого сочувствия. Одного solo в 6-й симфонии и одного в «Пиковой даме» достаточно, чтобы прочувствовать весь огромный размах требований, предъявленных Чайковским к этому инструменту. А рожок! Что может быть очаровательнее по своей врожденной неге и свойственной английскому рожку лени в извилистом напеве «Арабского танца»? А какое неизгладимое впечатление оставляет рожок в «Ромео» или панораме «Спящей красавицы»!

С удивительной изобретательностью пользуется Чайковский медью. Разве можно когда-нибудь забыть вздыхающую валторну в «Ромео и Джульетте» или полное глубокой поэзии solo в 5-й симфонии, или грозный призыв в 4-й, или приближение охоты в «Спящей красавице»? Какой силы выразительности, какой крайней степени ужаса достигают трубы с сурдинами в «Пиковой даме»! И какой знаменательный провозвестник этих труб встречается уже в 3-й симфонии. Правда, Чайковскому не удалось найти для труб ничего равного трубам Вагнера. Он, по-видимому, не верил в проникновенно-поэтические возможности трубы. Он пользовался ими либо так, как все — «Евгений Онегин», 4-я симфония, даже «Итальянское каприччио», — либо так, как никто — «Пиковая дама».

Но на совершенно особом положении у Чайковского тромбоны и туба. Почему эти инструменты не привлекли его внимания своими достоинствами

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание