казавшись от сомнительных «достижений» модернистского балета. В этом заключается основное положительное значение партитуры «Лауренсии».

Музыка Крейна человечна, ярко эмоциональна, наконец, «дансантна» в лучшем смысле этого слова, — что абсолютно необходимо для хореографического спектакля. Этим «Лауренсия» Крейна заметно выделяется среди многочисленных балетных партитур, написанных в последние годы.

Создание балета на столь социально-значительный сюжет — редчайшее явление в истории хореографии. «Ветреный паж» и «Дезертир» Доберваля, да «Эсмеральда» Жюля Перро — вот, пожалуй, и все наиболее удачные попытки в этом направлении; но и они далеко не полноценны.

Разрешение этой сложнейшей проблемы — одна из основных задач советской хореографии. Над нею давно уже работают наши балетмейстеры и композиторы (балеты «Красный мак», «Крепостная балерина», «Комедианты» и т. д.)

«Лауренсия» — одно из первых и самых значительных достижений советской хореографии. Показательно, что именно этот балет тесно связан с классическими традициями. Когда-то многие «горе-теоретики» балета такую связь считали ошибочной и вредной; провозглашались даже «теории» об «отмирании» классики. Практика показала всю вредность и ошибочность этих «учений».

Но в то же время необходимо отметить, что именно в «Лауренсии» чрезвычайно основательно пересмотрены «каноны» традиционной классики. Классический танец здесь не только «материал» для вставных дивертисментов, как в старых балетах, но и действенное средство выразительности для наиболее драматических сцен. В этом заключается основное отличие «Лауренсии» от старого классического балета, хотя бы от наиболее близкой ей «Эсмеральды». Глубоко показательно, что то, к чему стремились лучшие, самые передовые деятели балета прошлого, успешно осуществляется сейчас мастерами советского балета.

В. Асмус

Музыкальная эстетика Шумана¹

Роберт Шуман был не только композитором, но и глубоким мыслителем, выдающимся критиком, одним из первых в истории немецкой музыкальной критики XIX в.

В своих рецензиях и обзорах, написанных по поводу современных ему явлений музыкальной жизни, Шуман запечатлел большое богатство музыкально-эстетических идей.

Чрезвычайно конкретные статьи Шумана о музыке, не ограничиваясь критической характеристикой ряда композиторов и творческих течений, отражают опыт напряженной музыкально-эстетической мысли.

В основах мировоззрения Шумана есть особенность, сближающая его с крупнейшими деятелями немецкой мысли классического периода. Особенность эта — в глубоко серьезном этическом отношении к творческой работе, к ее судьбе и к ее проблемам. Поэт-романтик, склонный к шалости, шутке и мистификации, автор «Карнавала» и «Арабесок», — Шуман был в то же время подлинным ригористом всюду, где речь шла о принципиальных вопросах искусства, в особенности — о поведении художника, об его ответственности перед обществом за свое «веселое ремесло». «Я не люблю людей, — сказал как-то Шуман, — чья жизнь не согласуется с их произведениями». Слова эти были не простой фразой, но выражали действительное отношение художника к жизни и искусству. «Каждое искусство, — утверждал Шуман, — требует целой жизни, непрерывной воли к совершенству, восхождения к высотам по самому трудному пути». «Перед лицом искусства, — настаивал он, — имеют значение стойкость, энергия, выявление силы в больших работах — непрестанное стремление к совершенствованию».

Критерий искусства — по мысли Шумана — должен неизменно повышаться, становиться еще более взыскательным по мере роста даровитости художника. «Требования к лучшим, — восклицал Шуман, — в тысячу раз выше. По отношению к талантам не следует соблюдать вежливости». Принципом поведения художника — полагал Шуман — должна быть благожелательность к людям и не знающая компромиссов взыскательность по отношению к себе. Но в тоже время художник «никогда не должен разрешать себе какие-либо послабления, раз речь идет о публикуемой работе». До тех пор, пока он «вообще не убежден в том, что выпускаемое им в свет не только увеличивает литературу количественно, но и обогащает ее духовно, до тех пор пусть он не торопится и продолжает работать. Ибо для чего нужно повторение мыслей мастера, которыми мы наслаждались в более свежем виде из первоисточника».

Взыскательность, обращенная к самому себе, к собственной работе и поведению, есть, по мнению Шумана, значительно более важное условие искусства, нежели всеобщее одобрение публики. Внешний успех произведения еще не является достаточным критерием его художественной подлинности. Именно в этом смысле (а отнюдь не антидемократическом) Шуман требовал, чтобы истинный художник не стремился угодить всем. «Хотят быть художниками, — замечал он, — и одновременно угождать толпе. Сотни неудавшихся подобных попыток еще не открыли вам глаза на то, что на этом пути ничего не достигнешь, что только один путь ведет к цели: выполнять долг лишь по отношению к себе, как к художнику, и по отношению к искусству».

Стремление во что бы то ни стало быть приятным для всех влечет за собой, как разъяснял Шуман, утрату художником самостоятельности; такой художник теряет ведущую роль учителя, воспитателя масс: «Кто идет навстречу публике с всегда распростертыми объятиями, на того она в конце концов привыкает смотреть сверху вниз. Бетховен шел с наклоненной вниз головой, со скрещенными руками, и толпа пугливо расступалась — лишь постепенно ей становилась более понятной его необычная речь».

Самоотверженный художник, искренно любящий свой народ, должен найти в себе мужество быть иногда — там, где этого требует дело, — суровым и непреклонным,

_________

¹ Статья является частью более обширной работы, написанной автором в качестве предисловия к подготавливаемому Музгизом изданию критических статей Шумана. — Ред.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

В. Асмус

Музыкальная эстетика Шумана1

Содержание

Музыкальная эстетика Шумана¹