Выпуск № 6 (6) | 1933 - страница 47

котором говорим мы, а именно в отношении художественного творчества-производства.

Однако в то же время надо быть близорукими, чтобы не понять, что творческое потребление массами художественного творчества-производства останется и в бесклассовом социалистическом обществе, так как социальное бытие творчества-производства невозможно, если оно абстрагировано от творчества-потребления (равно как и наоборот). Стало быть, останется то, что значительная часть исследователей, в особенности современных советских исследователей, подразумевает под фольклором. Более того, благодаря исчезновению классового антагонизма, благодаря тому, что творческое потребление будет не классовым переосмыслением, а лишь творческим осмыслением художественного творчества-производства — взаимодействие обеих функций творчества в этих новых социальных условиях должно открыть совершенно новые пути, совершенно новые, немыслимые в классовом обществе перспективы развития творчества в смысле его огромного расцвета.

Подведем некоторые итоги. В свете марксистского музыкознания, рассматривающего историю музыки, как историю соподчиненно развивающегося в разрезе закономерности единого исторического процесса смены общественных формаций — не может иметь место подразделение музыки на особый «высший» и «низший» вид. В той же мере методологически порочны и те приемы, которыми пользуется буржуазная наука для этой цели, а именно: абстрагирование художественного творчества-производства, идеологически обслуживающего господствующие классы — в качестве собственно музыки, при вынесении за скобку особых «низших» подвидов музыки, на основе как указанных, так и иных не замаскированных классовых критериев буржуазной науки, например таких формальных критериев, как письменность и бесписьменность, книжность и устность, представляющих слабую маскировку тех же ее классовых позиций.

Предмет исследования на самом деле един — музыка, как одна из форм идеологии. Единая наука, изучающая этот предмет, — история музыки. Объект исследования истории музыки не мыслится вне конкретной, классовой среды, классовое же проявление его в этой среде имеет двоякую творческую функциональность, составляющую диалектическое единство двух противоположных функций творчества: художественного творчества-производства и творчества-потребления. Обе эти функции составляют основу диалектики развития музыкального творчества определенной классовой среды в определенный общественно-исторический период, вследствие чего не могут быть абстрагированы одна от другой.

Проблема музыкального фольклора — в сущности проблема творческого потребления музыки классовой средой, т. е. одна из основных проблем истории музыки. Однако на определенном этапе — в период сохранения в современности в некоторых классах, в особенности у народностей, не прошедших капиталистического пути развития творчествапроизводства, музыки пережиточного типа, восходящего к художественной практике доклассового и феодального общества, — проблема фольклора осложняется тем, что художественное творчество-производство и творчество-потребление этих исторических периодов значительно труднее диференцировать. Это в одинаковой мере относится и к художественной практике тех классов, которые являются носителями этих пережиточных укладов, а тем самым и тех пережитков художественного творчества-производства, о которых мы говорим в современности.

Отсюда проблема фольклора на определенном этапе имеет два аспекта: с одной стороны, изучению фольклориста на этой стадии подлежит вся область творческого потребления в целом — стало быть, и творческого потребления современных типов художественного творческого производства, с другой стороны, он же должен включать в орбиту своего исследования обе социальные функции творчества определенных общественно-исторических периодов, а именно периодов доклассового и феодального общества; тем самым специализация на том участке истории музыки, который можно условно назвать фольклористикой, требует концентрации внимания исследователя и, более того, особой специализации в области проблемы творчества-производства музыки докапиталистических формаций. Оба эти аспекта музыкальноисторического исследования в одинаковой степени актуальны и в одинаковой степени необходимы для советского музыкознания.

Останавливаясь по самой теме нашей работы преимущественно на втором вопросе, в значительной степени вопросе о пережиточных типах музыкального творчества-производства (конечно, в непосредственной связи с вопросом о творчестве-потреблении) — мы однако считаем необходимым в принци-

пиальной методологической части нашей работы подчеркнуть то огромное значение, которое имеет другая сторона, другой аспект фольклора, а именно современный фольклор в узком смысле слова, — как творчество-потребление современных типов творчества-производства, подчеркнуть с тем, чтобы наконец привлечь серьезное внимание историков музыки — марксистов к этой важнейшей проблеме истории музыки, к сожалению, наиболее заброшенной до сих пор. То, что этот вопрос назрел, показывает хотя бы тот факт, что два года тому назад, исходя из вполне конкретных задач советской музыкальной практики, эту проблему стали нащупывать принципиально во многих отношениях совершенно правильно, но иногда лишь в несколько наивной форме, некоторые теоретики: РАПМ.¹

Итак, марксистская история музыки тогда лишь преодолеет ряд нераскрытых еще противоречий буржуазных концепций, когда самый объект изучения — музыкальное творчество — будет понят во всей полноте диалектического единства противоположностей своего общественного функционирования, когда под музыкой перестанут подразумевать только творчество-производство, замкнутое в себе, когда музыкальное творчество-потребление, как в историческом аспекте (притом не в плане потребления одного или одной группы классов), так и в современности, станет объектом изучения историков музыки.

_________

¹ Чрезвычайно показательна в этом смысле статья Лебединского (Л. Лебединский. «Наш массовый музыкальный быт» — журн. «Пролетарский музыкант», № 9–10 за 1930 г., стр. 7), в которой автор нащупывает в сущности проблему музыкального потребления. Рассматривая сферу общественного потребления музыки только рабочей среды в определенном историческом разрезе (современности), автор называет комплекс музыкальных представлений, составляющих потребление этой среды, «массовым музыкальным бытом». Этот массовый музыкальный быт характеризуется им следующим образом: «зачастую некоторые песни, мелодии... напеваются или насвистываются каждым рабочим и крестьянином, прочно укрепляясь в быту... Под массовой музыкой, песней я буду подразумевать всякую песню, мотив, музыкальную мысль, глубоко проникшую в толщу массы, влияющую на ее вкусы, а отсюда и на психику». Основная ошибка статьи — недоучет автором творческой сущности потребления. С этим связана и другая ошибка т. Лебединского на этом этапе, а именно недоучет того факта, что последняя социальная трансформация, последнее даже производственное классовое переосмысление явления не всегда можно расценивать как его первоисточник («социальное происхождение» — по его терминологии) — тем более рискованны подобные генетические определения в области явлений музыкального потребления. Однако значение и положительная сторона этой статьи в том, что она, исходя из конкретных задач музыкальной практики, выдвинула, в сущности, с другой стороны, ту же проблему, которую акцентируют на данном этапе советские фольклористы, а именно проблему классовой действенности фольклора (фольклор — фактор, а не только факт) и вместе с тем заострила вопрос, до этого мало занимавший историков музыки, — вопрос о потреблении музыки — приблизившись тем самым к той проблеме творчества-потребления, которую мы акцентируем.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание