Выпуск № 6 (6) | 1933 - страница 36

Языки господствующих классов буржуазная наука легко обособила в качестве национальных, благодаря тому, что возникшая очень рано в классовом обществе письменность стала служить для фиксирования языка именно господствующего класса, превратившись в его орудие. Положив в основу исследования письменные языки и ограничив тем самым сферу изучения языками господствующих классов под видом общенациональных, буржуазная линвистика стала постепенно запутываться в концепциях, построенных на учете одной лишь искусственно выделенной части исторического языкового материала, который к тому же рассматривался в плане самостоятельного эволюционного саморазвития. Письменность — в сущности второстепенный признак, не причина, а следствие, — оказалась таким образом в буржуазной лингвинстике фактором, опредеделяющим объект исследования.

«Было время, — пишет Н. Я. Марр, — когда письмо и письменность заслоняли язык. Живая речь выходила из орбиты исследовательского внимания, захваченного целиком интересом к письменному языку».¹ Позднейшее частичное вовлечение живых языков в сферу изучения не изменило принципиально положения вещей в буржуазной лингвистике: письменные языки — языки господствующих классов — остались основным объектом исследования, — вспомогательным, побочным материалом, для изучения которого стали служить живые языки. «Сдвиг по существу не изменил общего положения исследовательской работы; именно — сначала письменные языки и их взаимоотношения, как нормативы, а затем в порядке лишь уточнения таким путем выработанных теоретических норм — использование “постольку — поскольку” и материала в живой устной речи»,² — так подытоживает Марр этот этап буржуазной лингвистики.

Итак, буржуазная лингвистика, с одной стороны, ограничивает в основном объект своего исследования языками господствующих классов, принимая их за нормативы и отбирая этот материал по признаку письменности, с другой стороны — выдвигает идеалистическую концепцию эволюционного саморазвития абстрагированных ею таким образом языков господствующих классов.

Буржуазное музыкознание, возникшее на той же социальной почве, что и буржуазная лингвистика, неизбежно стало строить историю развития музыки на основе тех же методологических предпосылок, на которых базировалась эта последняя. Объект исследования историков музыки, так же как и лингвистов, был с самого начала ограничен признаком музыкальной письменности. Другими словами, в орбиту исследования включена была только музыка господствующих классов. Абстрагировав музыку господствующих классов от общественно-исторического процесса, буржуазная наука догматизировала формальные музыкальные категории (гармония, полифония, лад и т. д.) теоретически абстрагированные в различные исторические периоды от письменной музыки. Изменения их в процессе общественно-исторического развития стали рассматриваться ею как самостоятельный эволюционный процесс — саморазвитие музыки вообще, в сущности же — письменной музыки господствующих классов под видом общенациональной, будто «всего народа».

Включение буржуазной наукой в конце прошлого столетия в орбиту исследования «живой» бесписьменной музыки, так же как и в лингвистике, нисколько не изменило ее принципиальных классовых установок. Музыка господствующих классов (письменная) осталась не только основным объектом исследования, но и нормативом для изучения живой музыки других классов. Эта нормативность конкретизировалась в качестве абсолютных самоценностей — формальных музыкальных категорий, от нее абстрагированных. Включение в сферу исследования живой бесписьменной музыки на рассматриваемом нами этапе буржуазной науки было вызвано тем, что в период развития колонизационной деятельности западных капиталистических стран, путешественники— миссионеры и др. — накопили значительный материал по музыке колониальных народов, материал, который, будучи систематизирован самостоятельной наукой — «сравнительным музыкознанием», стал напрашиваться на некоторые исторические параллели; поэтому игнорировать его, так же как до этого времени игнорировался историками материал живой бесписьменной музыки различных классовых груп изучаемых народностей, стало уже невозможным.

Молодая наука — сравнительное музыкознание, — поставившая своей задачей изучение всего того, что отбрасывала история музыки, ограничила объект своего исследования значительно менее определенно, чем последняя — сферой музыки бесписьменной. Под это понятие подошла вся музыка коло-

_______

¹Там же, стр. 2.

² Там же, стр. 3.

ниальных стран самого разнообразного классового происхождения и вся область живой бесписьменной музыки народов, имевших музыкальную письменность. Самостоятельных методологических установок сравнительное музыкознание не выработало, а заимствовало их у буржуазной этнологии, лингвистики и расовой антропологии. Стремление связаться с концепциями, лежавшими в основе этих дисциплин, в сравнительном музыкознании носит характер не столько использования на новом материале апробированных методов этих дисциплин, сколько стремления использовать материал живой музыки для доказательства их основных методологических концепций, для получения таким образом подтверждения этих концепций на новом материале. Сравнительное музыкознание берется доказывать, а иногда и принимает априорно положения, которые на материале музыки не находят себе почти никакого подтверждения, — только в силу того, что они должны логически следовать из концепций указанных выше смежных дисциплин. Так, основываясь на мало доказательных при истолкования, сравнительное музыкознание оперирует таким понятием, как расовый музыкальный стиль,¹ и классифицирует свой музыкальный материал по принципу расовой группировки,² стремясь оправдать расовую теорию на материале музыки, несмотря на то, что музыкальная практика народностей на каждом шагу явно опровергает всякие попытки ее расовой классификации. Таким образом, сравнительное музыкознание, взяв в качестве объекта исследования разнородный по своему социальному происхождению материал, стало 1) рассматривать его как однородное явление, основываясь на второстепенном объединяющем этот материал признаке бесписьменности, 2) классифицировать его по заимствованным из буржуазных концепций смежных дисциплин (лингвистика, антропология и др.) категориям.

Буржуазная история музыки в свою очередь признала «подсобную» полезность сравнительного музыкознания, как самостоятельной науки, которая может продить некоторый свет на тот период истории музыки, когда музыка «историческая», т. е. музыка господствующих классов, еще не возникла. В связи с этим сравнительное музыкознание получило в истории музыки скромное место, которое обычно выделяется в виде отдельной самостоятельной главы, предшествующей собственно истории под названием «отдела музыки первобытных и восточных народов» (Natur- und orientalische Kulturvölker).³

Для того, чтобы подойти вплотную к тем противоречиям, которые характеризуют состояние буржуазного музыкознания на данном этапе (в связи с вопросом об отношении двух групп материала, с которыми оно оперирует, а именно, с музыкой письменной, с одной стороны, и бесписьменной, с другой), рассмотрим несколько подробнее вопрос об этом соотношении. В классификации музыкальных дисциплин современного западного музыковеда Гвидо Адлера сравнительное музыкознание (стало быть, вся область изучения так называемой бесписьменной музыки) под названием музыкологии⁴ относится к группе систематики, противопоставляемой группе истории. В отделе систематики музыкология рассматривается как одна из «второстепенных вспомогательных дисциплин». «Новый и чрезвычайно полезный побочный отдел систематической части музыкознания, — пишет Г. Адлер, — это музыкология (или сравнительное музыкознание), т. е. изучение музыкальных произведений разных народов».⁵

В той же классификации формулированы и задачи музыкологии: «В целях этнографических (?) сравнительное музыкознание группирует песни в зависимости от их структуры».⁶ В этом определении Адлера даны основные установки, характеризующие состояние сравнительного музыкознания не только в момент появления в печати указываемой работы (90-е годы), но и на протяжении трех последующих десятилетий. Во многих отношениях они не потеряли еще значения и для характеристики сравнительного му-

_________

¹ R. Lach, «Vorläufiger Bericht über die Aufnahme der Gesänge russischer Kriegsgefangenen im 1916». Wien, 1917.

²R. Lachmann, «Die Musik der aussereuropäischen Natur- und Kulturvölker (im Handbuch der Musikwissenschaft, herausg. von F. Bücken). Leipzig,

³ Под этим заглавием он входит в капитальную работу по истории музыки: G. Adler, «Handbuch der Musikgeschichte», Frankfurt а/М., 1927 (см. первую главу — статью Лаха).

⁴ Термин Адлера «музыкология» не привился впоследствии как определяющий сравнительное музыкознание и имеет в настоящее время более широкий смысл.

⁵ G. Adler, «Umfang, Methode und Ziele der Musikwissenschaft (Vierteljahrschrift für die Musikwissenschaft»), Leipzig, 1885. Подчеркнуто во всех случаях мною. Цитируем по нашему неопубликованному переводу. Е. Г.

⁶ Там же.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание