Прим. 6 (продолжение).
Так уже в лучшем периоде творческого подъема романтический реализм Бородина несет в себе зерно импрессионистского отношения к действительности. Это зерно прорастет и окончательно выступит наружу в последний период творческого пути Бородина, т. е. в 80-е годы, однако оно не даст еще настоящего стебля импрессионистского творчества: оно лишь размягчит величественную архитектонику монументального стиля Бородина, определив новый, отмечавшийся уже нами, творческий стиль композитора — стиль камерной лирической миниатюры с ее эстетско-рационалистическими (прорастание импрессионистских тенденций) чертами. Эта сложная эволюция творческого метода Бородина, эволюция от его 1-й симфонии — к «Средней Азии» и 3-й симфонии (a-moll, «inachevée»), от «Моря» к «Чудному саду» («Septain»), от «Богатырской» — к квартетам (особенно — ко 2-му квартету — D-dur), — глубоко показательна и — несмотря на всю свою непоследовательность (логическая непоследовательность либерализма!) — ясна. Бородин не стал импрессионистом в полном смысле слова, да он и не мог стать таковым в условиях общественных отношений России 70–80 годов. Но зерно импрессионистского мироощущения таится в глубинах художественного credo Бородина (в основном — здорового и оптимистического) даже в лучший период его творческой деятельности, т. е. в 60–70-е годы. Характерно, что это неожиданное (стихийное) прорастание импрессионистических тенденций в зрелом творчестве либерала-просветителя Бородина, являвшееся — как противоречие его творческого метода — отрицанием романтического реализма (вернее: перерастанием романтического реализма в импрессионистический натурализм) воспринималось и самим Бородиным и его музыкальными современниками как новое художественное откровение.
Неслучайно напр. это Andante из 1-й симфонии так восхищало гениального провозвестника импрессионизма — Ф. Листа;1 неслучайно это Andante явилось объектом восторженного изучения французских импрессионистов. Так первые зерна русского импрессионизма (мы имеем в виду не только Бородина, но и Мусоргского, еще в большей мере — Римского-Корсакова),2 упав на разрыхленную почву западной буржуазной культуры, оплодотворили красиво-расцвеченную болотную поросль зрелого музыкального импрессионизма.
Нужно ли говорить, насколько далек (несмотря на все внешнее сходство) этот зрелый импрессионизм (скажем — французский, как наиболее законченный и яркий) от тех первых стихийных проявлений, которые имели место уже в творчестве наших «кучкистов», и в частности у Бородина. И все же, несмотря на это глубокое качественное различие, мы должны подчеркнуть здесь историческую взаимосвязь этих явлений.
Симфонизм Бородина окончательно определяется в его 2-й симфонии — «Богатырской»
_________
1 «"Andante" (1-й симфонии), по его мнению, такой chef d’oeuvre, — писал Бородин — каких немного можно насчитать: "Et quant à la forme, rien de trop, rien de superflu: et tout est beau!" О модуляциях моих он говорил, что ставит их в образец своим ученикам; указывая на некоторые из них, он заметил, что ничего подобного нет ни у Бетховена, ни Баха, ни у кого другого, что при всей новизне, при всем своеобразии, это так гладко, естественно и правильно, что нельзя сделать ни малейшего упрека...» (Стасов, «Бородин. Его жизнь, переписка и музыкальные статьи», СПБ, 1889, стр. 138–9).
2 Импрессионистские тенденции можно наблюдать в «Хованщине» Мусоргского (напр, вступление к 5-му акту). «Сказание о граде Китеже» Н. А. Римского-Корсакова является ярким образцом своеобразного русского импрессионизма с определенным налетом церковной мистики. Таких примеров можно было бы ∗неразборчиво∗
(h-moll), которую В. Стасов справедливо считал одной из вершин творчества Бородина.
«...Из двух великолепных, необыкновенно своеобразных его симфоний, — писал он — могучих, мужественных, страстных и увлекательных, вторая (h-moll) еще выше, и силою своею она обязана не только большему росту таланта, но без сомнения еще и тому, что она имеет характер национальный и программный. Здесь слышится древний русский богатырский склад, однородный со складом и характером его оперы "Игорь". (Прибавлю здесь, что сам Бородин рассказывал мне раз, что в "Adagio" он желал нарисовать фигуру "баяна", в 1-й части — собрание русских богатырей, в финале — сцену богатырского пира, при звуке гусель, при ликовании великой народной толпы)».1
Мы не будем сейчас говорить о программности этой симфонии — на этом вопросе мы подробнее остановимся ниже. Сейчас отметим лишь, что такого рода программность — вернее было бы ее назвать сюжетной картинностью — свойственна огромному большинству произведений Бородина, в то время как программных — в полном смысле этого слова — произведений у него лишь два: симфоническая картина «В Средней Азии» и финал из оперы-балета «Млада». То же самое можно сказать и о национализме либерального толка, об эпическом складе мышления, о монументальном характере всего развития в симфонии. Все эти черты, безусловно очень ярко выраженные в «Богатырской симфонии», присущи не только этому произведению, но — в основном — всему творчеству Бородина.
Характерные, специфические особенности, а следовательно — и значение этой симфонии не в том только, что здесь наиболее яркое выражение получили черты, общие для всего творческого стиля композитора. Нет. Здесь нужно говорить, очевидно, об ином, новом качестве симфонического стиля Бородина, определившем особое место, совершенно исключительное значение этого произведения.
Дело в том, что если можно говорить о симфонизме Бородина, то нужно говорить в первую очередь о «Богатырской симфонии». Именно в этом произведении Бородина противоречия миропонимания национального либерализма нашли свое яркое выражение, определив глубокую противоречивость симфонического развития, исключительного по своей самобытности и действенности, несмотря на картинную статичность, несмотря на национальную ограниченность программной сюжетики используемого музыкальное материала.
В самом деле, если для 1-й симфонии, несмотря на гениальные проблески симфонического развития (Вступление и Allegro, отчасти — Скерцо и Финал) характерна все же — в основном — романтическая линия шумановских «порывов», прерываемая импрессионнистически-красочными пятнами (Andante), то 2-я симфония поражает своей классической стройностью, глубоким единством противоречивого тематического развития, ясной и величественной архитектоникой формального строения. В этой «львиной» — по выражению В. В. Стасова — симфонии Бородин попытался подняться до высот бетховенского симфонизма, попытался нарушить, преодолеть сковывающую его статику. В этом смысле можно было бы назвать это произведение своеобразной русской героической симфонией.2
Здесь важно однако отметить характернейшую черту: чем больше (как мы увидим ниже) пытается Бородин преодолеть статику, тем глубже он оказывается в ее путах. Лев остается скованным.
Этот исход определяется, собственно, уже в 1-й симфонии (Allegro; h-moll); все дальнейшее развитие неуклонно ведет к его окончательному утверждению (финал).
Содержание симфонии близко «Князю Игорю». Это — полулегендарный, национальный эпос героико-бытового характера. Однако здесь, в симфонии, Бородин пытается раскрыть его в плане драматического развития. Это — весьма важная черта симфонии, которая определяется с самого начала, получает наиболее яркое выражение в сконцентрированной, сжатой 1-й части (Allegro), постепенно растворяется в эпически-картинной изобразительности финала.
Симфония начинается лаконически-суровой величественной темой, характеризующей как бы идею непобедимой «силы-силушки грозной», неприступного могущества. Она — неподвижна, статична, но — вместе с тем — в ней заложена большая и здоровая мускульная
_________
1 В. Стасов. Op. cit. стр. 57.
2 Бородин очень высоко ценил «Героическую» симфонию Бетховена, как и все творчество этого великого композитора, несомненно оказавшее влияние на творчество Бородина. В частности поводу 3-й симфонии («Героической») Бетховена Бородин писал: «Здесь все ново, и мысль, и развитие ее, и краски оркестра, все дышит таким своеобразием и свежестью, что симфония эта должна быть рассматриваема как родоначальник современной симфонической музыки…»
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Обложка 1
- К творческой дискуссии 5
- Проблема содержания и образности в музыке 6
- К вопросу о путях советской музыки. В дискуссионном порядке 27
- Вопросы творчества 35
- Творчество Франца Сабо 35
- Климентий Корчмарев 40
- Бородин и его симфонизм 61
- Идейный путь Стравинского 94
- Наши споры и Жан-Филипп Рамо 105
- Трибуна композитора и музыковеда 116
- Об ответственности советского музыкознания 116
- Одна из задач 117
- Письмо критикам 118
- Открытое письмо т. Таранущенко, автору рецензии „Концерт из произведений Мариана Коваля“ 120
- Встреча композитора со слушателем 122
- Композитор и аудитория 124
- О музыке к «Ученику дьявола» Б. Шоу 125
- Документы и материалы 126
- Римский-Корсаков о Вагнере. (По личным воспоминаниям) 126
- Из переписки Н. А. Римского-Корсакова и М. П. Беляева 130
- Обзор музыкальной жизни 133
- 1. Портреты исполнителей 133
- Генрих Нейгауз 133
- 2. К пленуму ССК 135
- Год работы Союза советских композиторов 135
- Над чем работают московские композиторы 145
- Хроника ССК 145
- 3. В концертных организациях 146
- Новые пути музыкальной работы в Московской и Ленинградской Филармониях 146
- 4. Московская музыкальная жизнь 147
- Массовая музыкальная работа в Московском ПКиО им. Бубнова 147
- Вокальный квартет б. музыкальной студии МХАТ 147
- Совещание при редакции «Советской музыки» 148
- Хроника 150
- Письмо в редакцию 150
- 5. Некрологи 151
- Памяти Г. Э. Конюса 151
- Лев Оганджанян 151
- Б. К. Яновский 151
- Сатирикон 152
- Из цикла «Знаки зодиака». Часть 2-я 152
- Галерея советских исполнителей. (Дружеские шаржи) 154
- Критика и библиография 156
- За партийность художественной музыкальной критики. (О статьях т. Каби) 156
- Письмо т. Каби (Франция) в редакцию журнала „Советская музыка“ 162
- Новые книги по музыке, вышедшие за границей (январь-март) 162
- Немецкие книги 162
- Французские книги 164
- Английские книги 164
- Итальянские книги 164
- Испанские книги 164
- Выводы по чистке ячейки ВКП(б) Московской Государственной Консерватории в 1933 г. 165