Выпуск № 5 (5) | 1933 - страница 27

знаменующее начало разработки, звучит поэтому немного фрагментарно, эпизодически, а не впаяно в целостность формы.

Элементом классического Andante служит небольшая, вариационного типа, разработка второй темы — Poco meno cantabile. Арпеджированное сопровождение хорошо вяжется с мелодией дальнего полета, служащей проекцией второй темы.

Как своеобразное скерцо можно воспринять весьма модифицированную ту же вторую тему в ритме ⁶/₈ — Doppio movimento:

Прим. 16.

Освеженные, по-новому цветущие в трехдольном (вместо четного) ритме обе темы, часто сменяя темпы, беспрерывно, — хотя логически обоснованно — модулируя, приводят к слишком благополучному, подчеркнуто тоническому концу. Хроматические блуждания второй темы, напоминающие о себе за два такта до конца, этой досадно-точной определенности не снимают. G-dur, к которому, после длинной цепи модуляций, приходит композитор, оттолкнувшийся от начального g-moll’я, крепко врезавшегося в сознание — далеко не новый путь.

Хочется, однако, отметить, что ощущая тенденцию композитора утвердить жизнерадостную, светлую тональность, вершащую элементарную борьбу тем, калейдоскопом мчащихся через спектр близких и отдаленных тональностей, — недостаточно ощущаешь обоснованность этой борьбы. Объясняется это именно тем пристрастием к монотематизму, который мы отмечали выше, той малой противопоставленностью основных тем, не дающей поводов для ожесточения борьбы, для кульминаций и стремительных ниспадений, что так динамизирует сонаты классиков, напр. Бетховена. Волнообразное взаимодействие, картинно-красочное местами, не лишенное движения сонатное развитие у Корчмарева ущемлено отсутствием подлинной действительности. Чем-то средним между образцами буржуазной музыкальной культуры и поисками ясных, целеустремленных элементов пролетарского искусства представляются произведения, подобные скрипичной сонате Корчмарева. Но ни эта кратко разобранная соната, ни фортепианные пьесы композитора не могут считаться центром его творчества. Как мы уже упоминали, совершенно явственно его тяготение к сцене, к музыке, имеющей литературный, драматический стержень.

Коснемся вкратце музыки Корчмарева к драматическим спектаклям. Таковы музыкальные оформления пьес «Первый кандидат», «Мобилизация чувств», «Цианистый калий», «Ярость» и, последняя по времени, работа для Нового театра «Манчжурия — Рига». Так же как и опыт синхронной музыки и мультипликации «Сказка про белого бычка» — драматические композиции Корчмарева добротны в смысле выбора тематического материала и исходят в сущности своей из принципов как самих пьес, так и идеи постановки. Сопряженность музыкальной и драматической тканей и являет собой наиболее положительный элемент в данной области творчества композитора. Вызывается это той реалистической в своей сущности манерой письма, которая свойственна в большей мере всему музыкально-драматическому разделу в творчестве Корчмарева. Даже в ранней опере его «Иван-солдат», к беглому описанию которой мы приступаем, несмотря на условность фантастического сюжета, отчетливо выступает

эта реалистическая тенденция сведения сказочных персонажей к роли чисто земных существ.

Либретто Дм. Смолина положило в свою основу яркую сказку о Жар-птице, безусловно имеющую кроме археологической ценности и прелести фольклора также глубоко социальную сущность. Трактующая, пусть примитивно, о социальном неравенстве, пусть завуалированно и нарочито-абстрактно — о Невиданной Красоте, о Жар-птице, дающейся только в руки смелого, ловкого, дерзкого или хитрого, особо добродушного и простосердечного, т. е. наделенного теми свойствами характера, которое ближе всего «выдумщику», сказочнику, как правило, идущего из народных «низин», — сказка эта действительно чрезвычайно музыкальна. Недаром вызвала она раскатисто-бисерные, отдающие иконостасной живописью, остроумные брызги балетно-симфонических фрагментов Стравинского.

Но если у последнего выхолощена до дна какая бы то ни было политическая заостренность (в определенном направлении), то тенденция развить, укрупнить зерно социальной ценности сказки приводит либретто Смолина к сусальности, к подслащенности. Иван-солдат, герой этого «музыкального представления», открывает ворота царства Неописанной Красоты, достает жар-птицу — синоним воли, свободы. Сотни приключений, много навороченных деталей, словно автор задался целью в одной сказке объять самое занятное, что есть во всех русских сказках; аллегоричность, требующая пояснений чуть ли не для каждого персонажа, ибо Кащей, Баба-яга весьма претенциозно представительствуют темные силы царизма: генерала тайной канцелярии, помещицу и т. д. — все это привело к удивительной книжности, суетливой бестолочи сюжета, крайней его запутанности. Принципы народного театра, балагана, добросовестно провозглашенные либреттистом, остались желанной, но недостигнутой целью.

От неудачи либретто — все беды музыки, содержащей ряд вполне добротных кусков; хорошо звучащих в оркестре, дающих простор певцам, благодаря многочисленным заимствованиям из области народно-песенного творчества, положенным в основу мелодических образований лейтомотивных характеристик. Явные следы влияний Римского-Корсакова ощущаются особенно рельефно в оркестровых картинах шествия Обалдуя-царя:

Прим. 17.

шествия кащеевой свиты и т. д.

К наиболее удачно оркестрованным номерам следует отнести скерцо леших, острое по ритмике и занятное по структуре:

Прим. 18.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Прим. 16.

Прим. 17.

Прим. 18.

Содержание