Выпуск № 5 (5) | 1933 - страница 32

скому облику Бородина. Однако, в силу указанных выше специфических черт музыкальной деятельности Бородина, творческий путь его был неровен и далеко не всегда интенсивен, поэтому количественно музыкальное наследство Бородина невелико. 3 симфонии (последняя — не окончена), симфоническая картина «В средней Азии», опера «Князь Игорь» (также Бородиным не завершена), 12 романсов и вокальный квартет, два Струнных квартета и сюита для фортепиано — доставляют основную творческую базу для изучения Бородина.¹

Это небольшое количественно творчество вместе с тем сыграло огромную роль в истогрическом развитии музыкального искусства в России XIX в.

Эпически-спокойное, жизнерадостно-здоровое, неподвижно-величественное, резко отграниченное от «фатального» и «мистического», в той или иной мере свойственного большинству русских художников XIX столетия и их «героев», чуждое тоски и трагической «надрывности», традиционно переходивших из поколения в поколение российской интеллигенции, — оно представляет для нас особый интерес, в известной мере как замечательный и характерный «уникум» русского музыкального наследства, критическое усвоение которого является одной из основных задач марксистского музыкознания.

В конце 1862 г., как мы уже писали, Бородин вернулся из-за границы в Петербург и занял место адъюнкт-профессора по кафедре химии в Медико-хирургической академии. Спокойная и беззаботная пора научного совершенствования сменяется кипучей общественно-научной деятельностью молодого либерального профессора. В этом же году Бородин случайно (в доме Боткина) знакомится с М. А. Балакиревым и очень скоро сближается с уже развивающим активную деятельность музыкальным кружком. Не трудно видеть, что при данных обстоятельствах это сближение Бородина с «кучкистами» могло сыграть лишь положительную роль, как для Бородина, так и для балакиревского кружка.

Смелая, критическая переоценка музыкального наследства, решительный поворот от блестяще-салонного, внешне красивого стиля музыкального творчества (и музыкального исполнительства) в сторону ярких и сочных красок «романтического реализма» утверждают тот художественный перелом в музыкальном сознании Бородина, который начался еще за границей, под напором свежей и яркой волны новых музыкальных впечатлений.²

Бородин ко времени сближения его с балакиревским кружком обладал огромным (пусть — несистематическим) запасом знаний по музыкальной литературе. Бах, Бетховен, Шуман, Шопен, Лист, Вагнер были ему уже известны. А ведь именно произведения этих композиторов главным образом брались за образцы для творчества молодых представителей нового музыкального кружка. Не нужно забывать также, что Бородин обладал уже своеобразной (правда, далеко не совершенной) композиторской техникой.

Все это несомненно сильно способствовало ускорению темпов творческого формирования Бородина как композитора. Наконец — «заветы Глинки» — ставшие знаменем «Могучей кучки», были очень скоро усвоены и осознаны Бородиным.

Балакирев, обладавший поразительным критическим чутьем, сразу оценил творческие возможности Бородина. «…Я был первым человеком, — писал он впоследствии, — сказавшим ему (Бородину), что его настоящее дело — композиторство. Он с жаром принялся за свою Es-durную симфонию…»

В балакиревском кружке Бородин сразу же завоевывает, несмотря на «опекунский деспотизм» учителя, какое-то особенное, независимое положение, что очень ярко бросается в глаза свежему наблюдателю. «...Бородин, видимо, снисходил к опекунству Балакирева, — писал в своих воспоминаниях

_________

¹ Сюда нужно прибавить еще: музыку к «Младе», к литературной пародии В. Крылова «Богатыри», «Andante» («Serenata alla spagnolla») в струнном квартете «Be-la-f», фортепианное скерцо As-dur (посвященное Жадуль) и ряд юношеских произведений (неопубликованных).

² «...Мне было отрадно, — пишет Е. С. Бородина, — что я заставила ярого мендельсониста так упиваться дорогими мне Шопеном и Шуманом... По праздникам мы ездили, иногда всей гофманской компанией, в Мангейм, где особенно тщательно ставились и с прекрасным ансамблем исполнялись некоторые немецкие онеры. Там мы с Александром в истинном значении слова любовались красотами «Фрейшютца», впервые слышали на сцене вагнеровских «Тангейзера», «Моряка-скитальца», «Лоэнгрина». Массивность, яркость и блеск вагнеровской оркестровки просто ослепляли нас в чудесном исполнении мангеймского оркестра…» (Стасов. «Бородин. Его жизнь, переписка [и музыкальные статьи] ∗неразборчиво∗

профессор Московской консерватории Кашкин, — но в этой беседе непринужденно брал верх над ним, ибо говорил гораздо лучше и кроме того его умственный кругозор был гораздо шире… Многосторонняя образованность и обширное знакомство с литературой вообще также отражались в его речах, соединяясь с тонким и всегда добродушным юмором… Бородин вообще производил обаятельное впечатление с первого раза, а в дальнейшем впечатление это только закреплялось...»¹

Конечно, эта независимость Бородина в кружке была обусловлена не столько его личными качествами, сколько (в первую очередь) тем независимым, твердым и устойчивым положением, которое Бородин занимал в обществе, как передовой либеральный ученый и общественный деятель.

С годами это независимое положение Бородина в «кучке» вырисовывалось все ярче, все резче, и когда «кучка» окончательно распалась, — Бородина собственно это событие коснулось меньше всего. Этот факт был встречен и воспринят Бородиным со свойственным ему добродушно-философским юмором…

Включаясь в работу балакиревского кружка, Бородин вовсе не думал и не мечтал, подобно основным представителям «кучки», посвятить себя целиком музыкальному творчеству. Принимаясь за 1-ю симфонию (Es-dur), он с увлечением решил отдавать деятельности в кружке все свободное время. Нам известно, что это решение было вызвано отнюдь не недоверием к своим возможностям: это был глубоко принципиальный, годами сложившийся взгляд, который был лишь в последнем периоде его творческого пути отчасти поколеблен. Поэтому нет ничего удивительного, что, работая лишь по мере сил, Бородин все же не мог количественно справляться с теми огромными задачами, которые поставлены были перей ним общественностью этой «бурной» эпохи в лице хотя бы ее «музыкального авангарда», т. е. балакиревского кружка.

Бородин писал медленно, и все его сравнительно небольшое количественно музыкальное наследство (см. стр. 59), конечно, — далеко не «перевыполненный» творческий план! «…Время летит как локомотив на всех парах, — писал сам Бородин к Л. И. Кармалиной, — седина прокрадывается в бороду, морщины бороздят лицо; начинаешь сотню вещей, — удастся ли хоть десяток довести до конца?..»

В 1867 г. заканчивается 1-я симфония (Es-dur) Бородина. Симфония эта сочинялась пять лет и явилась, в сущности, первым произведением композитора Бородина. Исполненная впервые в Петербурге 4 января 1869 г. под управлением М. А. Балакирева с большим успехом — эта симфония, восхищавшая впоследствии Листа, с его легкой руки облетела вскоре все крупнейшие эстрады Европы и Америки, стяжав мировую славу ее автору, упорно работавшему в своей лаборатории. Поистине «дистанция огромного размера» разделяет Бородина-дилетанта и Бородина Es-dur’ной симфонии. Если все, что было написано Бородиным до сближения его с балакиревским кружком, в лучшем случае носит печать талантливого подражательства и дилетантизма, то это произведение и по форме и по содержанию, по гармоническому складу и даже по инструментовке является цельным, ярким, сильным и самобытным произведением крупного и зрелого мастера. Недаром ведь В. В. Стасов поражался этим «чудодейственным», по его выражению, переворотом в творческом сознании Бородина.

И действительно, Es-dur’ная симфония перекрывает совершенно новые горизонты творческого пути Бородина. Но, конечно, появление этой симфонии было отнюдь не «чудодейственным» превращением Бородина, а совершенно естественным и закономерным переходом накопленного количества в новой качество. Социальная обстановка современной эпохи бурного общественного подъема (60-е годы) благоприятствовала яркой эффективности этого перехода…

В сущности все «кучкисты» в эту эпоху (60–70-е годы) пережили в той или иной форме решительный перелом своего творческого сознания, который определил дальнейшее развитие творческого пути каждого из них, как сформировавшегося идеолога, как зрелого мастера. Раньше всех и в наиболее острой форме этот перелом пережил Мусоргский. У Бородина он прошел наиболее мягко, незаметно и вместе с тем наиболее эффективно: почти двадцатилетний путь страстного музыкального любительства (1843 — «Polka Hélène» — 1862 — симфония Es-dur!) не прошел даром, несмотря на свою незаметную колею «любимого досуга».

Успех 1-й симфонии был бодрящим стимулом для дальнейшего творческого развития Бородина. Вскоре после исполнения 1-й симфонии он начинает 2-ю («Богатырскую») и

_________

¹ Цитируется из ст. В. В. Яковлева, «Муз. и ∗неразборчиво∗

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание