Выпуск № 5 | 1933 (5)

старых позиций расценивался им как «бездушная измена» общему делу, сохранение «дружеских отношений» в данном случае приобретало горький, иронический смысл.

Нам должно быть ясно теперь, почему дальнейший путь Бородина должен был привести его к «беляевскому кружку», к которому — другой дорогой — пришел и Римский-Корсаков. Гора родила мышь. Старая либеральная могучая кучка эпохи бури и натиска разрешилась кучкой эпигонов «русской школы». Это было движение русского либерализма в области музыкального искусства, движение, вскрывшее с конкретной четкостью всю «непоследовательность» его принципов...

 

Все эти черты имели несомненно известное влияние на формирование творческого пути Бородина. Выше мы уже говорили о внешних специфических сторонах развития творческого пути Бородина. Если мы коснемся музыкальной специфики этого развития, то здесь необходимо будет в первую очередь отметить красной нитью проходящее через все творческое развитие Бородина стремление к большому полотну эпического характера. И симфоническое, и камерное, и вокальное (в первую очередь — «Игорь») творчество Бородина явилось конкретным воплощением этого стремления.

1-я симфония — этот пробный камень Бородина-композитора является сильным и убедительным образцом этой целеустремленности. Законченность, цельность, монолитность, неcколько статичная величавость этого большого эпического полотна, насыщенного яркой «национальной романтикой, сделали это произведение в подлинном смысле первой русской симфонией. Ею начинается та линия русского симфонизма, истоки которой нужно искать в творчестве Глинки (другая линия русского симфонизма, как известно, идет через творчество Чайковского); дальнейшее развитие — в симфоническом творчестве Глазунова и наконец — Прокофьева.

2-я симфония (h-moll) — «Богатырская», и явившаяся могучим развитием тех элементов дарования Бородина, которые так ярко, были показаны уже в 1-й симфонии, — характеризует вершину симфонического творчества Бородина. Могучая сила, давящая сознанием своей непобедимости, величественно-спокойно неподвижной громоздкости, подчеркиваем — идеализированная Бородиным национальная русская сила — вот стержень всей симфонии, давший повод к меткой характеристике ее В. В. Стасовым — прозвищем «Богатырской», «львиной симфонии».

«Русский пошиб» достигает здесь наивысшего размаха у «силача» (выражения Стасова) — Бородина. Богатырская симфония сочинялась 7 лет (1869–1876). Первое исполнение ее состоялось 2 февраля 1877 г. (под управлением Направника). Симфония, была принята публикой холодно; критикой же так же, как и первая симфония, враждебно. По поводу последней, прошедшей, как мы знаем, с большим успехом, — А. Серов писал: «Симфония некоего Бородина мало кому понравилась. Вызывали его и хлопали ему усердно только приятели…»

Ларош считал, что «Бородин весь заражен дилетантизмом», что вся вообще музыкальная деятельность Бородина состояла из нескольких «озадачивающих и бесплодных фейерверков».

«Неправдоподобно, но тем не менее несомненно,— писал тот же Ларош, — что этот враг и гонитель музыки не лишен композиторского таланта. Наряду с болезненными и уродливыми причудами, которыми усыпаны его сочинения, у него иногда мелькают красивые, полнозвучные и даже богатые гармонии. Очень может быть, что тенденция, влекущая его от прекрасного к безобразному, противоречит его врожденному инстинкту и составляет не более, как плод пресыщения (?!), соединенного с недостаточным художественным образованием...» Небезынтересно сопоставить эту «критику» с оценкой, данной Листом творчеству Бородина: «Не слушайте, пожалуйста, тех, кто вас удерживает от вашего направления; поверьте: вы на настоящей дороге, у вас так много художественного чутья, что вам нечего бояться быть оригинальным; помните, что совершенно такие советы давались в свое время и Бетховенам и Моцартам и пр., и они никогда не сделались бы великими мастерами, если бы вздумали следовать таким советам… travaillez, travaillez toujours; работайте, если бы ваши вещи даже не игрались, не издавались, не встречали сочувствия; верьте мне — они пробьют себе почетную дорогу; у вас громадный и оригинальный талант, не слушайте никого, travaillez à votre manière!..»1

Творчество и особенно симфонизм Бородина действительно скоро пробили себе «почетную дорогу». Но дорога эта обошла чуть ли не все столицы Запада, прежде чем привела в Петербург...

_________

1 Стасов, op. cit., стр. 123–133.

Летом 1877 г. Бородин вместе со своими учениками Гольдштейном и Дианиным отправился в Германию. Неожиданно эта скромная поездка, преследовавшая научные цели, превратилась в пролог триумфального шествия Бородина-композитора по Западной Европе.

В этом году происходит знакомство нашего композитора с Листом, которого Бородин специально приезжает навестить в Веймар. Эта интереснейшая встреча между композитором-«аббатом» и русским ученым-химиком с необыкновенной яркостью и простотой подлинного художника передана в письмах Бородина к жене от 3, 12 и 18 июля (из Йены). В этих же письмах Бородиным дан портрет «живого Листа», который можно совершенно справедливо считать лучшим литературным портретом великого композитора.

Нужно ли говорить о том огромном значении, которое имело в творческом пути Бородина это знакомство, — в короткий срок перешедшее, несмотря на значительную разницу лет (Лист был на 23 года старше Бородина), в глубокую и трогательную дружбу, тянувшуюся до самой смерти (Лист умер на год раньше Бородина).

Лист восхищен творчеством Бородина и его друзей из балакиревского кружка. «...У вас там живая жизненная струя, — говорит он Бородину, — у вас — будущность, а здесь кругом большею частью мертвечина...» Лист становится могучим покровителем Бородина (без всякого, впрочем, участия в этом самого Бородина), всесильным пропагандистом его, увы, немногочисленных произведений. Результаты этой пропаганды были самые разительные: в 1880 г. Es-dur’нaя симфония Бородина исполняется в Баден-Бадене на музыкальных торжествах, а в 1881 г. Бородин, вновь посетив Германию, пишет жене:

«Моя симфония доставила мне такую почетную известность в музыкальной части Германии, что, не успею я назвать мою фамилию, как следуют приветствия и самые жаркие похвалы: «так это вы автор той превосходной симфонии, которая имела такой громадный успех в Баден-Бадене в прошлом году?»... Дело дошло до того, что пришлось писать мои автографы на память, даже на деревянном веере каким-то совсем мне незнакомым барышням, которые меня просили об этом в шпейзезале. Ухаживают за мной и ублажают меня невероятно. О Листе и баронессе Мейендорф уже и говорить нечего, это само собою разумеется. Но магдебургские певицы, пианистки и музыканты меня замотали...»1

«Я совсем пьян от музыки, знакомств, Листа, впечатлений…» — пишет он в другом письме H. Н. Римской-Корсаковой.

Слава Бородина быстро растет. Растет и число его почитателей и приверженцев, среди которых вскоре появляется Mercy Argeanteaux, влиятельная покровительница искусств и ревностная пропагандистка новой русской музыки за границей. Осенью 1885 г. она устраивает «русские концерты» в Антверпене, где неоднократно исполняются с огромным успехом произведения Бородина в присутствии самого автора, для которого Европа становится вторым «музыкальным» отечеством. Для Бородина наступают годы европейской, почти мировой славы, которую он принимает далеко не равнодушно. Характерен хотя бы тот факт, что на эти концерты Бородин приезжает уже не как ученый-химик, «между делом» занимающийся музыкой, а специально как автор-композитор, один из активных участников музыкальных торжеств. Это уже совсем не «композитор, ищущий неизвестности», как он писал о себе не так давно Л. И. Кармалиной. «…Множество любителей музыки, композиторов, профессоров консерватории и пр., — с нескрываемой гордостью сообщает он жене, — нарочно ради меня собирались приехать в Антверпен из Льежа, Брюсселя, Гента, Спа, из Голландии, из Франции. За моим отказом дирижировать два бельгийских дирижера добровольно вызвались дирижировать моими симфониями: профессор Гюберти назначил в свой концерт 2-ю симфонию, директор консерватории в Льеже, Раду (некогда ярый противник моей музыки, после страстный поклонник ее) сам назначил мою 1-ю симфонию для фестиваля 19 сентября...»2

Меньше чем через полгода по возвращении в Петербург Бородин по приглашению той же Аржанто вновь едет в Бельгию (Льеж и в Брюссель), где в «русских концертах» исполняются почти все его произведения. «Поедем мы вместе с Кюи, — пишет Бородин жене (от 7/XII 1885 г.), — и воротимся вместе. Ввек не забудешь такой поездки. Знаю по Антверпену! Прости же, голубка, за такое решение. Ведь, черт побери! 51 год стукнуло мне, выпадет ли еще такой случай, бог весть!..»

_________

1 В. Стасов, op. cit., стр. 182.

2 Op. cit. стр. 245–6.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет