Выпуск № 5 (46) | 1937 - страница 18

Роза Тамаркина

постоянная однообразная возбужденность, которая действует очень утомляюще, — особенно, когда слушаешь Шопена.

Талантливые исполнители были и среди представителей польской пианистической школы. На некоторых выступавших, как, например, на пианисте Портном, очень ярко сказались недостатки польской школы. Он обладает отличными природными пианистическими данными, очень музыкален, но исковеркан чрезмерной «свободой» школы, допускающей постоянные отступления от текста. Самым сильным пианистом польской школы является Малцужинский.

Прежде всего, он, в отличие от многих других, совершенно свободен от дилетантизма. Правда, чувствовалось, что исполнение ему дается нелегко. Звук у него жесткий, техника не очень гладкая; у него нет настоящего rubato. Но за всем этим чувствовалась мужественная, крепкая воля, умение сконцентрировать свои мысли. Это очень сосредоточенный, несколько скупой на образы и звуки пианист. 3-я премия получена им вполне заслуженно.

На конкурсе была представлена и итальянская школа (человек восемь). Но исполнение их было ниже всякой критики. Ни один из итальянских пианистов не попал во второй тур. Когда это выяснилось, итальянское посольство пожертвовало специальную премию пианистке Петтини, игра которой находится на уровне примерно 1-го курса нашей консерватории.

Германия была представлена только двумя пианистками. Судить о немецкой школе по двум представителям, конечно, трудно. Аксенфельд получила 6-ю премию. Вторая немецкая пианистка была значительно слабее. Ее игра страдала довольно типичными для немцев приемами исполнения Шопена: изнеженностью, манерностью. Она очень посредственно сыграла 3-ю балладу Шопена, этюд, полонез.

Нина Емельянова

Чувствовалось, что она не понимает Шопена, что она подходит к нему с предвзятым мнением, будто Шопен — это не гордый и мужественный человек, а нечто изнеженное, расслабленное, манерное!

В конкурсе принимали участие две японки. На их выступлениях было всегда очень много народу; очевидно, здесь проявился интерес к «экзотике»: до сих пор участие японок в международных конкурсах было редким явлением.

Говорить о японской школе не приходится, во-первых, потому что выступали только две японские пианистки, а во-вторых, — ни одна из них не училась у педагогов-японцев (одна работала в течение шести лет под руководством Леви в Париже).

Я все же уловил в их игре кое-какие специфические черты: ловкость, большое внимание, большая оживленность, точность. Но это, однако, еще не дало хорошего результата. Когда на втором туре одна из них играла «Ноктюрн» Шопена, этот «Ноктюрн» показался мне пьесой Майкапара: быстренько, точненько было сыграно что-то... непонятное. Пианистка Чехо-Хара обладает исключительной виртуозностью, сильным звуком, энергичным ударом. Но за всем этим — полное отсутствие настоящего проникновения в творчество Шопена; чувствовалась какая-то стена, стоявшая между нею и творчеством гениального композитора.

Англия была представлена одним лишь Дессором, получившим 4-ю премию. Он — прекрасный пианист, очень сдержанный, уверенный, но с некоторым холодком. Он играл «Ноктюрн», потом Largo из b-moll'ной сонаты, но исполнение его не очень трогало.

В состав жюри входили Эмиль Зауэр, Бакгауз, Турчинский, Живецкий, Домбровский, Агосси, Филипп, Лазар Леви, Санто, Стефаньян, Эмиль Фрей (в прошлом профессор Московской консерватории). К сожалению, работа жюри носила пассивный характер. Слушай и ставь свои пункты, — вместо того чтобы отметить в живых словах хорошее исполнение, дать совет плохому пианисту!

Собрание выдающихся музыкантов, пианистов и педагогов нужно было использовать иначе. Но в буржуазных странах от жюри не требуется ничего, кроме распределения премий. Такова традиция. А если бы у нас собрались такие музыканты, как Зауэр, Бакгауз, — встреча с ними была бы использована для обсуждения основных вопросов музыкального исполнения, для выявления принципиальных установок. В этом смысле в Варшаве ничего сделано не было. Каждый член жюри старался скорее покончить со своим делом и уехать. Не удалось вызвать у иностранных коллег и более пространную критику наших пианистов, что было бы для нас полезно и интересно.

Я надеюсь, что при проведении международного конкурса у нас, в СССР, мы сумеем поставить все эти вопросы на должную высоту.

Несколько слов о выступлениях отдельных членов жюри. Эмиль Зауэр (75-летний старик!) прекрасно, молодо, бодро, с огнем сыграл концерт Шумана. Зауэр обладает прекрасной техникой, очень ярким, четким звуком. У него своеобразная манера исполнения: он экономит свои силы в начале, иногда и в середине произведения, не щадя себя в конце. Это производит всегда большое впечатление.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Роза Тамаркина

Нина Емельянова

Содержание