Выпуск № 3 (44) | 1937 - страница 10

только в определении общей музыкальной талантливости композитора, а в том, насколько этот композитор претворяет Пушкина именно как советский композитор.

Несмотря на отделяющее нас от Пушкина столетие — он наш современник, наш согражданин. Для нас он — не историческое явление, а живой поэт. И подходить к нему надо как к живому.

Есть три пути подхода композитора к претворению пушкинских сюжетов и текстов в музыке. Один из них это — «бездумный» путь, который можно определить так: как Пушкин у меня «выпелся» (выражаясь языком Маяковского). Это — путь, обещающий иногда выявление непосредственного, часто интересного, субъективного восприятия. Но и в то же время этот путь чреват опасностями. На этом пути композитора поджидают многие, запавшие куда-то в область полусознательных впечатлений и воспоминаний, звучания, которые, неведомо для самого композитора, как-то связаны с Пушкиным и могут всплыть на поверхность его сознания и потащить композитора не вперед, а назад — в музыкальной интерпретации пушкинского стиха. Композитор говорит: «пишу так, как пишется», а на поверку выходит, что это — подновленный Рахманинов или Метнер, и в этом случае невольно возникает вопрос: почему этот романс называется романсом советского композитора? К числу таких романсов советских композиторов можно отнести некоторые романсы В. Нечаева, В. Гайгеровой и ряда других. Неплохие в музыкальном отношении сами по себе, они не дают того нового, чего ждет от нашей трактовки Пушкина в сочинениях композитора советский слушатель.

Второй путь — головной: с недостаточной долей проникновения в сложную простоту и ясность пушкинской поэзии, но со стремлением отойти от шаблона. И тогда . нередко получается, выражаясь словами Пушкина, «цветок засохший, безуханный», хотя внешне это может звучать эффектно и красиво. К числу такого рода сочинений относятся некоторые романсы Шебалина, некоторые из романсов Ан. Александрова, Макарова-Ракитина. Сюда же можно отнести «Онегинские строфы» Корчмарева (хотя последнее сочинение и звучит-то едва ли красиво).

И третий путь, единственно правильный и верный, — это не только вжиться в Пушкина, но и проделать огромную работу сознания, понять и определить, как мы сейчас понимаем и чувствуем данное настроение и данную мысль Пушкина. Пушкин, как человек своего времени, велик тем, что он не только выражал эмоции и идеи определенной эпохи, но тем, что он перешагнул свое время и свой общественный круг, уйдя далеко вперед — в область подлинной всечеловечности. Поэтому он — и великий народный и мировой поэт.

Из творческих опытов советских композиторов, которые стремятся раскрыть личность и поэзию Пушкина в понимании нашей эпохи, я могу назвать «Пушкиниану» Коваля, а также и хоры «Стенька Разин» Васильева-Буглая. При всей спорности и неодинаковой равноценности отдельных фрагментов «Пушкинианы» Коваля — это произведение значительно именно как первый и наиболее ярко осознанный подход советского композитора к величайшему поэту прошлого.

Конечно, между этими, набросанными в известной степени схематически, типами отображений музыкального сознания в творчестве на слова Пушкина имеются произведения «промежуточного характера». Так и романсы Александрова, а тем более романсы Фейнберга нельзя отнести целиком к произведениям того или иного типа. Особняком стоит песня «Зимняя дорога» В. Белого, представляющая собою необычное явление в общей линии творчества этого крепко-мускулистого и глубоко идейного композитора и представляющая собой скорее неожиданный срыв этой линии.

Кроме того, можно указать случаи, когда Пушкин снижается тем или иным композитором «до себя», — таковы напр. романсы Волкова, опошляющие стихи великого поэта; элементы вульгаризации имеются в романсах Книппера (хотя и в другом плане, чем у Волкова). У Мосолова же напр. Пушкин в большинстве романсов превращается в какое-то бледное (за исключением 3–4 романсов из написанных 12), анемичное растение.

Советскому композитору надо очень осторожно и глубоко подойти к великому Пушкину, к его языку и образу мышления. Если внешний блеск языка и выражения мыслей первой Половины XIX столетия свернет композитора на путь чисто внешней стилизации, то получится вовсе не наш Пушкин (вроде изящных, но пустых безделушек композитора Власова) или же двухсотый или трехсотый обычный романс, который, быть может, сам по себе и не плох, но который все же ничего не дает для художественного перевоплощения Пушкина в наших днях, в наших оценках. Поэтому мы, отдавая должное таланту того или другого композитора, должны обратить внимание на то, как он доносит до нас глубоко народные гуманистические черты Пушкина, делает его достоянием народа.

Пушкин стал всенародным поэтом: рабочие, работницы, колхозники, красноармейцы, комсомольцы читают и любят Пушкина. Оправдались пророческие слова поэта: «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой и назовет меня всяк сущий в ней язык»!

Советские композиторы в своих музыкальных произведениях должны суметь раскрыть все величие, всю ясность и глубину мысли Пушкина как всенародного поэта! Но все же — если мы не дадим таких произведений, говорящих о том, что Пушкин для нас сейчас звучит не так, как он звучал для предыдущих поколений, то мы покажем, что по-настоящему Пушкина мы еще не поняли.

Я убежден, что советские композиторы докажут, что Пушкин, дорогой и близкий нам, как наследникам всего лучшего, что создала культура предшествующих эпох, зазвучит у нас по-иному, по-новому ярко и образно и во всяком случае не менее прекрасно, чем у композиторов середины и конца XIX столетия.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание