ными в народном исполнении) возможностями ее художественного выражения.

Ошибочно, наконец, и утверждение, что «народ наш не признает инструментальной музыки». Превалирование песни в народном творчестве, конечно, вполне естественно и понятно (природный синтез поэзии, музыки и движения ярко выявляется в народном искусстве вплоть до наших дней — и в этом мы многому учимся и будем учиться у народа). И всеже инструментальная музыка — правда, в меньшем масштабе — всегда существовала в народном искусстве (танцовальная музыка, инструментальные наигрыши и т. д.). Совершенно правильно то, что народная музыка всегда сюжетна, но это, опять-таки, вовсе не означает, что она только вокальна. Такой взгляд, несомненно, суживает, ограничивает подлинные творческие возможности народного искусства.

Все это, впрочем, скорее внутренние противоречия общей концепции Серова, чем сознательные ошибки. Причем многие из них, как уже говорилось, — были обусловлены ограниченностью материала, над которым работал Серов. И важно отметить, что несмотря не эту ограниченность, проницательный русский критик сумел подметить, показать и научно обосновать весьма важные черты и особенности склада русского народного песнетворчества.

Чрезвычайно интересен и поучителен его разбор «сборников русских народных песен», где он очень верно указал на необходимость критического отбора лучших образцов и лучших технических вариантов народно-песенного творчества и сделал ряд глубоко интересных и правильных замечаний о принципах гармонизации народной песни, о возможностях ее творческой разработки.

Очень важно также принципиально-правильное указание Серова на недопустимость легкомысленного пренебрежения к тексту народных песен при их записи и гармонизации (или обработке), свойственного даже такому культурному композитору, мастеру и эрудиту, как М. Балакирев. К сожалению, излишний полемический задор по отношению к последнему помешал Серову полностью оценить большую художественную значимость «Сборника 40 народных песен» М. Балакирева.

Таковы наиболее важные коррективы и замечания по поводу статьи Серова о русской народной песне. Они, разумеется, не должны снизить серьезное научно-художественное значение этой работы, как первого, по существу, глубокого, творческого опыта в деле изучения особенностей русского народного песнетворчества.

Дальнейшее изучение и осзоение (творческое и научное) народномузыкальной речи является нашей важнейшей и прямой задачей. Оно, несомненно, послужит могучим стимулом к созданию «самостоятельной, и еще более яркой музыкальной школы, чем было доселе, — как писал однажды Кастальский, — не говоря уже о воплощении прекрасной идеи объединения в родном искусстве народа и его художников».

И в этом статья Серова сыграет свою немаловажную творческую роль.

А. Серов

Русская народная песня
как предмет науки

Два года назад, весною 1863 года, в Москве, я читал, в одном знакомом доме, род лекции «о великорусской песне и особенностях ее музыкального склада». Беседа эта была напечатана в газете «Москва», издававшейся И. С. Аксаковым. И лекция, и статья прошли, разумеется, бесследно. И в публике нашей, и в печати сочувствие к такого рода научным изысканиям по музыке еще и не думает возникать. Тем не менее я убежден, что высказанные мною тогда результаты моих наблюдений над русскою песнею и ее складом, по отношению к искусственной, западноевропейской музыке, должны составить — и без сомнения составят «когда-нибудь» — основу строго-научного взгляда на этот предмет, столько важный для всего будущего развития собственно-русской музыки. У нас нет еще и, вероятно, долго еще не будет музыкально-ученой корпорации, на усмотрение которой я мог бы представить свой труд в его полной разработке, в виде диссертации или брошюры.² Напечатание его отдельною книжкою у нас было бы опять почти бесцельно. Публика наша подобных скучных книжек по музыке не читает, а пресса обходит такие работы — молчанием, или приветствует — клеветой.

Газета «Музыкальный сезон», при всем своем крайне ограниченном объеме, невыгодном для сколько-нибудь обстоятельных ученых исследований, представляет, однако, большое для меня удобство: во-первых, специальностью своего назначения, т. е. тут можно, наконец, писать для музыкантов, для лиц более или менее подготовленных к предмету; во-вторых, допущением нотных примеров, без чего, как я недавно упоминал с кафедры, на мой взгляд, всякое музыкально-историческое или музыкально-критическое исследование будет решительно лишено желаемой полноты и даже всего научного характера.

Предоставляя себе впоследствии, при более благоприятных обстоятельствах, развить предмет во всей требуемой им обширности, я здесь помещу сущность своего взгляда на русскую песню, разместив результаты моих наблюдений под тремя рубриками. На первый раз выставляю читателям резкие примеры значительного неведения европейских ученых в отношении всего, что касается русской музыки и особенно русской народной песни: это подтвердит «новизну» предмета, со стороны науки, настоятельную надобность говорить о
_________

¹ «Музыкальный сезон», 1869 г., № 18. (Газета критическая. Вых. в количестве 20 номеров втечение сезона. Ред. А. С. Фаминцын. 1869−1871. Ред.).

² Академия наук, по совершенному отсутствию при ней экспертов по музыкальной части, вероятно, не приняла бы на себя рассмотрение моего труда.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

А. Серов

Русская народная песнякак предмет науки

Содержание

Русская народная песня
как предмет науки