Выпуск № 10 (39) | 1936 - страница 26

Недавно вышел первый выпуск «Хорового творчества народов СССР».¹ Здесь помещены две трехголосные песни: «Вой-ди-во» — сванская песня в записи 3. Палиашвили и «Сисатура», мегрельская колыбельная песня, в записи молодого грузинского композитора Г. Кокеладзе. Обе песни — шедевр полифонического стиля, далекого от примитивизма параллельных кварт и квинт или «дискантирующего» верхнего голоса, на фоне нижнего, менее подвижного. Сванская песня приближается к образцам «нового искусства» эпохи раннего ренессанса, а у мегрельской песни, с ее контрапунктом «гармонического склада», больше стилевой близости к поздним формам западноевропейской полифонии. Но где, в каких музыкально-исторических работах, я найду точку опоры, чтобы этим «вкусовым» сближениям и параллелям придать научную обоснованность? Делается ли что-нибудь в Грузии по историко-музыкальному изучению ее памятников народной полифонии? Я задавал этот вопрос талантливому грузинскому композитору И. И. Туския, который приезжал в Москву с театром им. Руставели. Он смог сослаться лишь на готовящийся перевод немецкой монографии Нагеля по истории грузинской музыки и тут же выразил сомнение: вряд ли эта книга основана на знакомстве автора с живой народно-музыкальной практикой. Задача наших историков музыки — не перекладывать тематику такого рода целиком на плечи исследователей из братских республик, а принять в ней активнейшее участие.

В Азербайджане, по недавним сведениям бакинской прессы, учениками МГК, Закиром Багировым и Тофиком Кулиевым, записаны в европейской нотации несколько «мугаматов», образцов классической музыки Азербайджана. Этому факту партия и правительство Азербайджанской республики придает такое громадное значение, что 16 августа состоялось специальное постановление СНК Азербайджанской республики о наградах для участников данной работы, о ее продолжении и о публикации (рукопись Багирова и Кулиева, записавших три мугамата, занимает 150 нотных страниц; это целые своего рода симфонии!). На страницах газеты «Бакинский рабочий» (от 15 августа) товарищ Мадатов, директор Управления симфоническими концертами, пишет: «По заданию Управления по делам искусств при СНК Азербайджана проведена работа по записи тюркских народных песен — мугаматов. Первый опыт записи открыл глаза всем «неверующим» музыковедам, которые безапелляционно утверждали, что азербайджанская мелодия не может якобы уложиться в 12-ступенной гамме и, следовательно, не может быть записана на ноты».

Итак, выходит, что доминирование 17-ступенной, арабской, гаммы не является доказанным в отношении азербайджанской «классики» или во всяком случае тех или иных ее частей, поддающихся европейской нотации. Вспоминаются взгляды замечательного французского композитора и музыковеда, Сальвадор-Даниэля, коммунара, расстрелянного версальцами, который в своем трактате об арабской музыке и арабских музыкальных инструментах (трактат этот недавно переиздал известный английский музыковед Фармер) доказывал, что живая народная практика у арабов не знает той 17-ступенной гаммы, какую обосновывали средневековые арабские музыкальные теоретики.

Проблемы музыкального строя, которые стали перед азербайджанскими музыкантами, встают и перед музыкантами других национальных республик — Туркменистана, Узбекистана, Казахстана и т. д. Но

_________

¹ Музгиз, М. 1936. Под ред. А. Гуменника и Д. Житомирского.

разве мы, советские историки музыки — за исключением разве лишь В. М. Беляева — проявляем здесь должное — активное творческое участие? Мы оказываемся в стороне от вопросов грандиозного культурнополитического размаха и взваливаем ответственность... на теоретиковили на этнографов. Но нельзя же в область этнографии относить те явления, которые создались и развились на фоне истории всего менее «седой», всего менее «примитивной»! Для историков музыки здесь ясно возникает необходимость не только расширить хронологические грани своих интересов, но и выйти за привычные пределы только европейской истории музыки. В этой области мы, историки музыки, не только не проявляем инициативы, но даже слабо следим за тем, что делается иностранными историками музыки (такие, напр., интересные работы, как «История арабской музыки», «Арабское влияние на музыкальную теорию» Фармера, прошли как-то мимо наших интересов — если не считать коротенькой заметки в одном из старых номеровжурнала «Музыкальное образование»).

Во время IV театрального фестиваля, происходившего в первых числах сентября в Москве, я имел случай познакомиться со столь же обаятельным, как и интересным турецким композитором и музыковедом Ахмед Аднан. Помимо заведывания музыкальным делом в турецких «народных домах» (их в Турции свыше 130), Аднан работает над обширным трудом об основах и эволюции турецкой народной музыки. Один из фрагментов этой работы, трактующий о пентатонике турецкой народной музыки, недавно вышел в свет, в Истанбуле; автор любезно преподнес его ряду советских музыковедов. Беседуя со мной о турецкой музыке, Аднан подчеркнул существенное различие между складом этой музыки на западном побережьи и в центральных областях Турецкой республики: в Западной Турции, благодаря ее близости к Истанбулу, прежней Византии, велико было влияние греческой музыкальной системы, и под этим углом зрения изучать западно-турецкую народную музыку — значит изучать драгоценнейшие пережитки античного музыкального искусства.

Мы должны с интересом следить за ходом работ турецкого музыковеда в области изучения эволюции музыкального строя — тем более, что его исследования по пентатонике скрещиваются с работами некоторых советских музыковедов, в частности С. А. Кондратьева, который своему собранию монгольской народной музыки (подготавливаемому к печати) намерен предпослать исследование о пентатонике у монголов.

Может быть, здесь и имеются элементы молодого исследовательского увлечения, но историку музыки как-то особенно приятно, когда он видит живую, конкретную тему для изучения античной культуры. Когда архитектор Жолтовский переводит своего Палладия, когда он проектирует свой знаменитый дом на Моховой, с его «коринфскими» колоннами, он действует смело, не спрашивая разрешения на «право интересоваться» античной архитектурой — в ее подлинных памятниках или в ренессансовой стилизации. Историку же музыки приходится на каждом шагу слышать суровый окрик насчет «академичности» тех или иных своих тем.

Не приходится подчеркивать, что расширение объема историкомузыкальных работ создает базу для обновления нашей концертной практики. Возьмем область инструментальной музыки. Москва имела неоднократную возможность послушать украинских певцов-бандуристов или кобзарей — в частности ансамбль, созданный при Киевской консерватории. Отводим ли мы место в наших изысканиях группе

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание