Выпуск № 10 (39) | 1936 - страница 29

Вторая, медленная, часть концерта (Andante) отличается большой напевностью, мелодической выразительностью основных тем. Вначале они звучат в мягких акварельных тонах у солирующих деревянных духовых и у фортепиано. Меланхолическая кантилена сменяется более светлой, страстной мелодией. Постепенно звучность становится все более полнокровной, насыщенной. Взволнованное пение струнных сопровождается причудливыми узорами солирующего инструмента. Завершается это Andante в начальных — мягких, меланхоличных тонах.

Несмотря на некоторую растянутость, излишнюю медлительность развития, вторая часть является лучшей частью концерта. Это настоящее «половодье чувств», ассоциирующееся не с бурным потоком, но с многоводной бескрайней ширью.

Финал — нечто вроде токкаты или Perpetuum mobile, с отдельными эпизодами юмористического характера. Эта часть оставляет впечатление стремительного движения. В главной теме нетрудно уловить основные мелодические и гармонические элементы первой темы 1-й части:

Разработка заключает в себе широкое динамическое crescendo, приводящее к оркестровой кульминации (как и в первой части концерта— построенной на материале побочной партии). Реприза лаконична и дает максимум напряжения: резко, металлически звучащие аккорды — броски фортепиано, острая ритмическая перекличка фортепиано и оркестра, бешеный темп. Эффектная кода завершает концерт.

Второй фортепианный концерт Кабалевского по существу — лирическая поэма, содержащая страницы большой эмоциональной теплоты и искренности. Музыкальный язык концерта ясен и относительно прост. Благодаря этому концерт слушается легко: уже после первого прослушивания получаешь вполне определенное представление о всем сочинении (чего, к сожалению, не скажешь о некоторых других произведениях наших авторов).

Сольная партия концерта, вполне пианистичная, местами даже выигрышная, почти везде носит акварельный, прозрачный характер.

Основными элементами фортепианного стиля Кабалевского являются: кантилена на фоне очень ясного по фактуре аккомпанемента и легкие, прозрачные по краскам мелодические пассажи («мелкая техника»). Многоголосное, усложненное деталями письмо явно «не в стиле» Кабалевского. Он стремится к графической рельефности рисунка фортепианной партии. В финале это стремление приводит даже к некоторой технической примитивности, излишней «токкатности», «этюдности» его фортепианного стиля.

Оркестр играет в концерте Кабалевского очень большую роль. Оркестровая партия почти нигде не является только лишь фоном, сопровождением. Естественно поэтому, что достоинства и недостатки оркестровки обращают на себя особое внимание.

Концерт оркестрован неровно. Так, во второй части есть немало прекрасно звучащих мест, напр, удачное сочетание англ. рожка с аккордами тромбонов pianissimo (в начале этой части); мягко и вместе с тем полно звучат все tutti. Оркестровка же финала оставляет желать лучшего. Здесь оркестровые краски тусклы, бесцветны, однотонны. Кроме

того, далеко не все звучит так, как задумал автор. Так, в ответственнейшем solo фагота в побочной партии пропадают первые звуки излагаемой фаготом темы (причина этого — чересчур близкое соседство начала solo с предыдущими tutti fortissimo); недостаточно ясно звучит контрапунктическое соединение главной темы первой части с темой побочной партии финала в середине разработки; в коде совсем пропадает тема заключительной партии у деревянных духовых. Но это, разумеется, недочеты не принципиального, а технического характера. Автор сможет их без труда исправить.

Во втором концерте воплотились лучшие стороны дарования Кабалевского: волнующий своей теплотой и искренностью лиризм, песенная выразительность мелоса, ясная логика музыкального мышления, сказывающаяся как в особенностях музыкальной архитектоники, так и в отдельных деталях фактуры. И в то же время концерт страдает недостатками, свойственными всему творчеству Кабалевского.

Один из основных его недостатков — отсутствие большой, яркой силы драматизма в творчестве Кабалевского — и отсюда своего рода одноплоскостность его музыки. Для Кабалевского характерно стремление затушевывать, сглаживать внутренние противоречия и конфликты музыкального развития, «округлять», смягчать все «острые углы». Отсюда элементы пассивной созерцательности и даже некоторой поверхностности его музыкальных образов. Отсюда излишняя камерность звучания некоторых эпизодов концерта,, «академизм» музыкальной формы в первой части, инертность, скованность развития в Andante (вторая часть концерта).

Тяготение Кабалевского к созданию больших лирических произведений, конечно, вполне естественно и закономерно. Но, несомненно, его музыка значительно бы выиграла, если бы была более драматичной, эмоционально-многогранной и динамически-острой. Нет нужды доказывать, что лирика может заключать в себе элементы подлинного драматизма.

Нельзя также не упрекнуть Кабалевского в пренебрежении к поискам новых выразительных средств и творческих приемов. Музыкальный язык его попрежнему страдает эклектичностью. Это обстоятельство опять-таки в какой-то мере связано с недостаточной драматической яркостью основных образов его творчества, с излишней боязнью всего «острого», «резкого». А между тем нужно ли доказывать, что советский композитор должен быть подлинным новатором, уверенно прокладывающим пути большого социалистического музыкального искусства. Мы против псевдоноваторства формалистов, которые в своих «творческих лабораториях» «измышляют» гармонические фокусы и контрапунктические хитросплетения. Мы за новаторство художникаэнтузиаста, ищущего выражения подлинно-нового, т. е. нашего, советского, социалистического содержания.

Вот к такому новаторству должны стремиться советские композиторы, в том числе и Кабалевский.

Больше творческой смелости, больше творческого дерзания — вот что мы хотели бы сказать талантливому композитору Кабалевскому,

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание